Черника в масле

А потом, когда русские уже стали злы и раздражительны, руководители наших стран не придумали ничего лучше, как загнать их в изоляцию. После этого я, кстати, и ушёл в отставку. Мне просто надоело смотреть, как люди, определяющие внешнюю политику моей страны, в принципе не хотят ничему учиться. Я прекрасно понимал их желание сменить действовавший в России режим, вернуть её в сферу своего влияния. Но путь для этого был выбран наихудший. Можно подумать, что не было предыдущего опыта с Ираном и Ираком. Мы тоже тогда очень хотели путём санкций и изоляции наказать их лидеров, добиться свержения неугодных нам режимов. А что получилось в итоге? Вместо аятоллы и Саддама мы наказали народы этих стран, которые оказались заперты вместе с этими опасными сумасшедшими. Наши аналитики ждали, что измученные жители восстанут и свергнут своих тиранов, а диктаторы вместо этого только укрепили свою власть, выставив себя символами борьбы против империалистической угрозы и заодно получив прекрасный повод расправится с любой дееспособной оппозицией под предлогом борьбы с «пятой колонной», «внутренними предателями» и «агентами влияния». Плюс к этому мы фактически вынуждали правящие режимы заниматься разработкой оружия массового поражения, а сами при этом утрачивали возможность не только влиять на внутреннюю ситуацию, но даже просто быть в курсе происходящего.

Вот весь этот давно уже протухший сценарий был применён по отношению к России. Как будто в администрациях всех стран союзников тогда сидели мстительные школьники. Старшие кричали: «Ату их, лупите, чтобы не поднялись!». Младшие радостно подвизгивали в надежде, что старшие их заметят и не забудут при грядущем дележе пирога. А в итоге получили ситуацию, когда отгородившись забором от ужасного по нашему мнению зла, мы теперь сидим и трясёмся от страха, не зная, чем занимается злодей по другую сторону стены.

Ну а ещё немного погодя произошла технологическая и энергетическая революция, углеводороды престали быть основным источником энергии, скатившись до уровня банального сырья для химической промышленности. В итоге обвалилась цена на основной экспортный товар русских, по слухам они резко обнищали и там произошли такие глубокие изменения, что мы даже и не знаем, что же сейчас с ними делать. Не понятно даже, с какого конца к ним теперь подступиться. Сидим и ждём, что может быть однажды, заглянув в щелочку, увидим там мёртвого дракона, сдохшего от голода или старости. Одним словом ожидаем, что как-нибудь всё само рассосётся. Хотя весь предыдущий опыт говорит, что такого не бывает в принципе.

Питер Голдберг замолчал и почему-то бросил взгляд через плечо. Карл оглянулся следом. Возле лодочного сарая, прислонившись плечом к дощатой стене оттенка «викторианский красный», стояла Марта Голдберг.

– Привет, дорогая! Ты здесь давно?

– Недостаточно, чтобы прослушать всю твою лекцию, но довольно долго, чтобы ужин начал остывать. Почему бы вам, мальчики, не прерваться? Будет неплохо перекусить и переварить съеденное и сказанное.

Вечер вокруг них и вправду уже начал сгущаться в сумерки. Автоматический светодиодный фонарь над концом пристани включился и постепенно разгорался, выходя на полную яркость.

– Хорошо, милая. Я действительно немного устал молоть языком. Карл, вы не поможете мне отнести удочки?

Потом был ужин. Действительно превосходный. Майор Рихтер, сам любивший под настроение повозиться на кухне, высказал несколько вполне обоснованных с точки зрения кулинарии комплиментов хозяйке дома, отчего Марта чуть заметно зарделась от удовольствия.

По окончании трапезы и лёгкой, ни к чему не обязывающей беседы о пустяках хозяйка объявила, что они предоставят Карлу ночлег и спорить с этим совершенно бессмысленно. Питер благодушным кивком подтвердил, что – да, лучше даже и не пытаться. После чего вручил ему бутылку виски и пару стаканов со льдом, а сам принёс из кабинета продолговатую шкатулку полированного дерева. Вместе они отправились в увитую плющом беседку на заднем дворе. Там Карл и Голдберг уселись в плетёные кресла, хозяин дома разлил по стаканам односолодовый скотч шестнадцатилетней выдержки. В шкатулке оказалось именно то, на что втайне надеялся Рихтер – длинные, плотные, тёмные и ароматные торпеды сигар.

Несколько минут они молчали, наслаждаясь терпким дымом и горьковато-бархатным, плотным вкусом виски. После чего Питер Голдберг произнёс, задумчиво глядя в ночь:

– Знаете, Карл, я мог бы много ещё чего вам рассказать. Это моя тема и если меня не заткнуть, я буду надоедать вам дня два, самое меньшее. Но, честно говоря, не вижу смысла. Думаю, сказанного достаточно, чтобы вы поверили моему слову и приняли тот совет, который я вам сейчас дам.

Питер замолчал ещё на полминуты, затянулся и сделал крошечный глоток.