Черно-белый танец

– Ну, простыни – это пожалуйста, – усмехнулась она. – А вот на меня ты как на женщину можешь не рассчитывать. Все давно прошло, Сеня. Очень давно. Мы теперь с тобой друзья. – Она чуть не ляпнула: «Даже гораздо больше, чем друзья», – но удержалась, продолжила: – Хорошие и давние друзья. И я сделаю для тебя все, что смогу. Все, что в моих силах… Но я…

Она мучительно подбирала слова, но ей хотелось, как бы это ни было сложно, объясниться с ним прямо сейчас. Объясниться – раз и навсегда.

– Я замужем за другим. Понимаешь? И я ему верна. И я… Я больше не люблю тебя, Арсений.

Глава 9

Семью Арсению обрести не удалось. Но жизнь его наладилась неожиданно быстро.

Настя дала ему триста рублей – взаймы. На эти деньги он снял однокомнатную квартиру в Марьино (от метро «Текстильщики» полчаса на автобусе).

Купил в ЦУМе очень приличный гэдээровский костюм (пришлось отстоять два часа в очереди). Настя отдала ему его же старые рубахи – сберегла с восемьдесят пятого года на даче – плюс две пары вполне еще приличных ботинок и старую осеннюю куртку.

Арсений съездил на родину, в Южнороссийск. К счастью, его бабушка Татьяна Дмитриевна и дед Николай Арсеньевич оставили о себе в городе добрую память. Три четверти Южнороссийска либо лечились у них, либо лечили своих детей. Партийные и советские бонзы не составили исключения. Поэтому Арсению довольно быстро (по советским меркам) сделали паспорт и, самое главное, вернули ему стариковскую квартиру на берегу моря и заново прописали его в ней.

Арсений впервые в жизни побывал на городском кладбище. Бабушка успела поставить деду простенький памятник. Рядом возвышался холмик с воткнутой в землю табличкой: Татьяна Дмитриевна Челышева. Погост размещался на самой высокой горе над городом. Со всех сторон, далеко-далеко, было видно море. Деду это бы понравилось.

Десятки пароходов, маленькие, как спичечные коробки, стояли на рейде. Ждали своей очереди на разгрузку – канадцы своей пшеницей спасали голодающие Советы.

Арсений возложил на могилки стариков два букетика роз.

Он не плакал. Ему казалось, что после всех испытаний он никогда больше не сможет плакать.

На минуту ему захотелось остаться в родном городе навсегда. Зажить здесь простой и спокойной жизнью. Устроиться на работу, ходить на рыбалку, а со временем завести семью и детей. Он на минуту представил себе такую перспективу – и понял, что нет: он не сможет. Не сможет оставаться здесь, в провинциальном покое. Его неудержимо, словно мощным магнитом, притягивала к себе Москва. И – Настя. Теперь, когда она стала с ним по-дружески холодна, когда она принадлежала другому, он снова хотел добиться ее. Добиться ее любви. Чтобы она всегда была рядом с ним.

В Москве у него были и другие дела. Он хотел разобраться: кто и зачем убил стариков Капитоновых. Найти убийцу (или убийц). Однако не для того, чтобы мстить (как того хотела Настя). Им двигало другое. Настя верно сказала: пока подлинного преступника не найдут, его, Арсения, до конца не оправдают. И слишком многие будут считать, что виноват он. И ему до самой смерти придется таскать за собой шлейф из шепотков: «А, это тот самый, что убил родственников своей жены…»

И Арсений поручил присматривать за своей квартирой бабульке-соседке, подружке Татьяны Дмитриевны, а сам вечерним рейсом вылетел в Москву.

…Когда после самолета, двух автобусов, метро Арсений поднимался по лестнице своей хрущевки в Марьине, где он снял квартиру, с подоконника навстречу ему спрыгнула хрупкая фигурка.

– Настя? Ты? – Арсений остолбенел.

– Не видишь, что ли? – проворчала она.

Даже в полутемном подъезде он заметил, что Настя грустна и растерянна.

– Пойдем.

Он распахнул перед ней дверь своего временного обиталища, однокомнатной малогабаритки.

Настя впервые очутилась у него дома. С порога было видно, что это жилище холостяка: неуютное, прокуренное. Пол истерт, истоптан. Рядом с телефоном оторван лист обоев. На голой стене чернильным карандашом записаны номера телефонов. В доме даже не пахнет женщиной.

– Проходи, садись, – пригласил Арсений. – Разуваться, естественно, не нужно.

Единственная комната даже не отделялась от коридора дверьми. Настя скинула шубу, уселась на продавленный диван.

– Ты голодна? – Арсений казался невозмутимым.

– А если даже и голодна? – съязвила она. – Неужели у тебя есть какая-то еда?

Казалось, она вымещает на нем свою злость на кого-то.

– Чего-нибудь найдем, – пожал он плечами. Арсений был ровен, спокоен и не демонстрировал ни радости от ее появления, ни удивления.