Он подозвал официанта. Заказал самое дорогое мороженое и бутылку какого-то иностранного красного вина. Сразу потянулся наливать.
– Нет, – остановила его Настя. – Это ты – не гони. Давай сначала все обсудим, а пить… пить я вообще не буду.
Сеня отставил бутылку. Ухмыльнулся – почти такой же беззаботной ухмылкой, как на счастливых каникулах после первого курса.
– Ну тогда докладывай, прекрасная юнга!
Настя взглянула в его юные, озорные глаза – даже тюремные морщинки вокруг них сегодня исчезли! – и поняла, что заготовленный доклад из памяти исчез. Растворился, стерся. Вот Сенька – это важно, а какой-то Сивоглотов…
Она буркнула:
– В общем, ничего интересного. Ни с кем этот
– Не врет? – уточнил Сеня.
– Кажется, нет, – пожала плечами Настя. – Он прямо кипит весь: как, говорит, не повезло мне: такое дело пропустил!
– Как-то, значит, пропустил, – вздохнул Сеня. Помолчал, подумал. И снова улыбнулся: – Ну и черт с ним, с этим Сивоглотовым. У нас в заначке еще кое-что имеется!
– Что же?
Сеня скривился:
– Слушай, ну давай все-таки – как в хороших домах, а? Сначала поедим, а потом и о деле. А то мороженое тает. Жалко.
– Много ты знаешь о хороших домах! – пробурчала Настя. Но за мороженое – все-таки взялась.
Сеня небрежно перешвырнул через стол конверт.
– Это что? – удивилась Настя.
– Мой тебе долг, – горделиво ответил Арсений. – Возвращаю. С благодарностью. Спасибо.
Настя заглянула внутрь: в конверте лежали три благородные кремовые бумаги с Кремлем – сотенные купюры.
Она не знала, что Сеня специально ходил в бухгалтерию: просил обменять деньги на самые крупные банкноты.
Она удивилась:
– О, так быстро! Где достал?
– Меня взяли обратно в «Советскую промышленность», – пожал плечами Сенька. – Ну, правда, не совсем взяли, не в штат, – поправился он, разливая по бокалам вино. – Прописки у меня московской нет. Да и, – он понизил голос и скорчил гримасу, – судимость… Но сказали: будут печатать без всяких ограничений. Правда, под псевдонимом… Вот и печатают… Ну, давай, за встречу. – Он потянулся к ней бокалом. – Чертовски рад тебя видеть.
– Я за рулем, – слабо запротестовала Настя.
– Брось! Оставишь тачку здесь. Тебе отсюда до дома пешком два шага. Я тебя провожу. Да что там провожу! На руках донесу.
– И о чем ты пишешь? – спросила она, поднимая бокал. В самом деле, почему бы не оставить машину во дворике у факультета? Там спокойно, на ночь калитку, ведущую с проспекта Маркса во двор, запирают…
– Пишу я…– проговорил Сеня и жадно выпил. – Обо всем на свете пишу. По пять заметок в неделю сдаю. Третьего дня у Бориса Николаевича интервью взял.
– У Ельцина? И напечатают?
– Пей, пей, до дна!.. Уже напечатали! Я умно к нему подошел: о политике – ни слова, все интервью только о программе «Каждой семье отдельную квартиру к двухтысячному году». Он же все-таки, Ельцин наш, в Госстрое работает… Ну, он мне и наговорил. И о том, что программа эта не выполняется и не выполнится никогда. Во всяком случае, пока коммунисты у власти… Ну, про коммунистов в газете пришлось смягчить… Вот, Борис Николаич мне свою визитку оставил. С прямым телефоном, между прочим. Очень я ему понравился.
Арсений достал из кожаного портмоне визитку, показал издалека Насте. Она обратила внимание, что в кошельке у Сеньки приличная стопочка денег, да все в основном сиреневые (двадцатипятирублевые) купюры.
– А как у тебя дела? – небрежно поинтересовался он.
Настя не могла не признать, что таким – веселым, наглым,
– Только не говори мне, – она не ответила на его вопрос, – что тебе в «Советской промышленности» платят огромные гонорары.
– Платят. И не только там, – покивал Арсений, снова разливая вино. Настя и не заметила, как выпила свой бокал. – Знаешь, меня тут один парень нашел – я его еще по той, прошлой жизни знаю. В «Смене» он работает. Андрюхой зовут. Красавчик, между прочим, редкостный. И умница. Так он мне из своего кармана башляет за некоторые матерьяльчики, что я в газету делаю. За интервью со всякими знаменитостями, звездами эстрадными. Только, тсс, это строго между нами. За беседу с Игорем Николаевым три сотни вот заплатил. За интервью с Корнелюком – двести. С Кузьминым – тоже двести…
– Ты берешь деньги за публикации?
– А что тут такого? Тебе что, Кузьмин не нравится?
Его, похоже, слегка забрало вино. Как, впрочем, и Настю.
– «Две звезды, две светлых повести…» – напел Сенька. – По-моему, это про нас с тобой.
– А как же этика журналистская? – вяло запротестовала она.