Чернобыль. Как это было

Ему, начальнику-то, на должностях, от которых зависит производство, в первую очередь нужны знающие, а уж потом покладистые. У нас, правда, много должностей никчёмных, вот туда можно в первую очередь покладистых.

Мне кажется, так называемый психологический климат на станции был вполне приемлемый. Главная заслуга в этом, по моему мнению, директора В.П. Брюханова. Человек по натуре не жёсткий, выдержанный, не делал скоропалительных выводов. Конечно, всякое бывало, особенно в нервной, крайне напряжённой, с массой возникающих вопросов обстановке при строительстве и монтаже блоков. Но всё это замыкалось на начальниках цехов и заместителях.

Для того, чтобы иметь свободу внешнюю, надо обладать внутренней свободой, чувством собственного достоинства. Я мог возразить, и фактически это делал, любому на станции.

Главный инженер В.П. Акинфиев – не злой в общем-то человек, но обладал удивительной способностью на ровном месте оскорбить человека.

На первом блоке были смонтированы в системе САОР элементы трубопровода – угольники изготовления Баглейского завода Минэнерго. Изготовлены они были по нужному стандарту, но завод имел разрешение изготавливать элементы на давление только до 22 атм.

Тогда я работал заместителем начальника реакторного цеха. Поехал на завод, имеющий право изготовления элементов, поскольку уже был на нём раньше по заключению договора на поставку трубопроводов. Приехал на завод, говорят – нет, ведь уже приезжали ваши монтажники. Для установления «контакта» через ресторан пришлось потратить деньги, прихваченные на покупку костюма. Договорился, заказал с избытком, ещё на другом блоке использовали.

Дня через три заходит Акинфиев и спрашивает: «Не изготовили ещё?» Говорю: «Нет».

– А что же ты болтал, что быстро сделают?

– Начальник, ты «чокнулся»? За это время сделать невозможно. Хоть и простая документация, но её надо пропустить через конструкторский, технологический, производственный отделы.

На хамский упрёк я ответил тоже по-хамски.

Хороший у нас далее разговор получился. Послали друг друга на три буквы и «не на БАМ, а ещё по старой дороге».

Другой случай. На третьем блоке понадобились мембраны диаметром 600 мм, а в стране нержавеющая лента прокатывается не шире 400 мм. Надо сваривать. Монтажники не берутся, тонкая. Установил контакт с институтом сварки в Киеве. Говорю Акинфиеву, что надо мне день для поездки в Киев.

– Поезжай, но чтобы без трёпа (!?)

Взорвало, конечно, меня. Плюнуть бы надо, не моя это обязанность. Да деваться некуда – у нас всё равно спрос с начальника цеха. Поехал, посмотрел сварные образцы, привёз трудовое соглашение на 150 мембран по три рубля за штуку.

На четвёртый блок не стал заниматься. Кто-то договорился с ВНИИАЭС, пустили по новой технике и станции обошлось в сорок шесть тысяч рублей. Зато по «новой технике» премию получили. Ну, мне это восстановило трату за бензин: ездил на своей машине в Киев.

В разных подобных случаях, а их было немало, я никогда не задумывался, что мне за это придётся терпеть. И с заместителем главного инженера Ю.А. Каменевым раза три ругался насмерть. Не знаю как Ю.А. Каменев, он мужик вспыльчивый, но отходчив, а В.П. Акинфиев, уверен, ходил к В.П. Брюханову с соответствующим представлением на меня. Но ничего. Хотя иногда и чувствовал косые взгляды. Но меня это мало волновало.

Всегда считал: служи делу, а не человеку.

Только дело не обманет. Правда, и в этом один раз засомневался. В ноябре 1986 г. после выписки из больницы приехали в Киев. В новой квартире книги лежали кучей, стал разбирать. И такая злость взяла, что всю техническую литературу выбросил. Луддит двадцатого века… Те станки разбивали, а я вот на книги набросился. Умно. Да если всё правильно делать, так скучновато.

Конечно, я не бездумно возражал начальству. Пути отступления были. Во-первых, считал (уж насколько обоснованно…), что при своих знаниях и отношении к работе всегда её найду. Во-вторых, зарплату всегда отдавал жене, и тратила она её по своему усмотрению. Но ещё в г. Комсомольске-на-Амуре сказал, чтобы тысячи три всегда были. Тогда ещё этого было достаточно для переезда в случае необходимости. Вот в этих двух условиях и была моя свобода. Надо быть готовым к любой реакции начальника, вплоть до увольнения. Ни о какой свободе не может быть и речи, если ты всегда будешь взвешивать на аптекарских весах последствия своих возражений: на семь рублей премию меньше дадут, путёвку в санаторий зажмут…

Но это вообще, а в частности на Чернобыльской станции мне неизвестно ни одного случая увольнения оператора, кроме как по совершенно бесспорным упущениям в работе. Да и этих можно пересчитать на пальцах одной руки. Под операторами я понимаю всех, начиная с начальника смены станции.

Конкретно о 26 апреле 1986 г. Совершенно напрасно И. Казачков и А. Усков мучаются, могли бы они или не могли пойти на нарушение инструкций.

Не было нарушений-то!