Черное и Белое

– Будет большой фейерверк из твоих кишок, – он хихикнул, и подтолкнул меня к двери.

Мои руки, сцепленные впереди скотчем, сжимали диск с видеозаписью требований бандитов. Я даже не могу предотвратить случайность, могу ведь просто упасть…

Я шагнула в ночь, ярко освещенную светом прожекторов.

Тут же яркие столпы света направили мне в лицо. Я ослепла.

Веревка вдруг натянулась. Я замерла, и оглянулась.

Когда глаза привыкли к темноте, ковбой показал мне большой палец, вскинутый вверх, и пихнул в спину. Все происходящее его очень веселило.

Я сделала еще шаг. Осталось всего девяносто восемь.

Кожей ощущала воцарившуюся настороженную тишину. За мной внимательно следили.

Струйка пота скользнула по шее.

Еще шаг и еще.

Несколько сотен глаз следили за каждым моим шагом.

В какой-то момент, я поняла, что мне что-то мешает идти. В горле тут же вырос ком с яблоко. Веревка! Натянулась! Я не выдернула провода? Оглянулась. В этот момент веревка  провисла и совсем упала. Он что там, забавляется?

Я прошла половину назначенного пути, когда кто-то строго выкрикнул в мегафон: «Стоять!»

Я не осмелилась противоречить, и замерла. Сил говорить не было. Горло пересохло так, что казалось бумажным.

– Кто?! – вновь обратился строгий голос.

Интересно, сколько солдат держат меня сейчас на мушке? А террористов? А что , если прозвучит выстрел из театра, и я подорвусь на глазах у десятков кинокамер? Испугаются террористов телезрители?

– Меня зовут… Александра Фиалкова, – раздирая связки, не своим голосом крикнула я, – я сотрудница журнала «Карнавал». Мне велели оставить вам требования у того знака!

Когда я сказала все это, страшная слабость охватила меня. Захотелось лечь и не шевелиться…

Вокруг стало еще тише, через секунду по толпе прокатился шепоток.

– Вы – заложница? – вновь поинтересовался голос.

– Да… –  я осторожно кивнула.

– Хорошо, – отозвался мегафон, – стойте смирно. Мы освободим площадку для послания.

Я снова кивнула, чувствуя, как капелька пота скользнула по виску.

Солдаты довольно быстро освободили  окрестность, и я медленно прошествовала к знаку, оставила там диск, и развернулась, было идти обратно, когда в толпе послышалось:

– Сашка! Это же Сашка!

Потом какая-то возня, что-то громко хлопнуло в ночном небе, кто-то вскрикнул….

Выстрел?! Я оглянулась, а ноги едва не отнялись. В меня стреляют?

– Уходите! – громко приказал голос.

Я отправилась к театру, едва переставляя одеревеневшие от ужаса  конечности. Сотни взглядов буравят мою спину…

Я приближаюсь к двери, и даже не замечаю, что веревка так и валяется на земле, и змейкой тащится за мной.

Я миновала стеклянную дверь и вновь ослепла от темноты.

Чья-то рука с силой сжала мой рот, другая обхватила за пояс. Неизвестный тянул меня в сторону. Я испуганно пискнула, не в силах издать звука. Мои ноги волочились по полу, как игрушечные.

Послышался скрип двери, потом вниз по ступенькам…

Тот, кто на меня напал, казалось, даже не дышал.

Я отчаянно пыталась нащупать веревку. Если ее зажмет дверью…

Веревка оказалась обрезанной всего в метре от проводов.

Меня начала бить дрожь.

– Тихо, Саша, тихо… – вдруг услышала я.

Меж тем закрылась еще одна дверь, и вспыхнул тусклый свет.

– Я отпущу тебя, если ты не будешь кричать…

Голос говорил успокаивающим шепотом, и казался знакомым. Я кивнула.

Только бы он меня не отпускал…

Олег осторожно разжал руки и развернул меня к себе.  Взъерошенный, несколько ссадин на лице, куртка защитного цвета как у всех террористов, и штаны.

Он внимательно вглядывался в мое лицо, сдвинув с глаз челку.

Я отвела глаза в сторону, и увидела груду трупов в углу комнаты. Один был только в нижнем белье, сверху небрежно брошен черный фрак. Я узнала этого бедолагу. Это был тот самый ковбой, что держал меня на веревке. Его шею пересекала длинная кровавая полоса. Кровь, еще свежая, остывала на его обнаженной груди и плечах.

– Это я их всех убил, – произнес Теряев, все еще поддерживая меня.

Я взглянула на него, не в силах понять. Он хвастается? В глазах странная печаль.

Олег резко отвернулся, достал ножик, и принялся очень осторожно, один за другим, разрезать провода и застежки на жилете.

Я смотрела вокруг, с трудом воспринимая реальность. Где я?

Узкая, пыльная комната, заваленная стилизованной одеждой и париками. Костюмерная?

Олег осторожно стянул с меня жилет, словно с полусонного ребенка одежду, и положил его на гору трупов.

Потом он взял какую-то рубашку из костюмов, оторвал рукав, намочил водой из бутылки, и принялся стирать кровь с моего лица.

– Он тебя побили? – тихо спросил он, протирая влажной тряпкой над моей верхней губой.

Я взглянула на Олега.

– Да… за сотовый…

Теряев подал мне воду.

– Хорошо, что ты заговорила. Вот, попей.

Едва живительная влага коснулась моего языка, я не смогла остановиться, пока не выпила все.

Олег забрал пустую бутылку и продолжил стирать кровь с моего подбородка. Его рука скользнула ниже, к шее и груди. Он сосредоточенно оттирал каждый сантиметр моей кожи, медленно приближаясь к краю разорванной рубашки, что едва прикрывала мое белье. Я не сразу заметила, что Теряев улыбается.