Но, очевидно, Вождь не мог ждать. Он очень спешил; и едва успели рассеяться утренние тени и неяркое солнце осветило узкий проход Роханских Врат, как на левом берегу зачернело от воинов, выступивших на гребень холмов.
На сей раз всадникам марки не было нужды ждать: тысячи стрел в один миг сорвались с туго натянутых луков, и сразу же, не мешкая ни секунды под ураганным обстрелом, вражеские полки ринулись вниз, к реке.
Фолко не знал, атаковал ли Вождь на всём протяжении Исенской дуги или битва разгорелась только у дороги, да и не до того ему было. Вождь пустил в ход нечто новое, невиданное ещё в этой войне – полки странных невысоких воинов в кожаных доспехах и их подручных – огромных зверей, впервые замеченных во время отступления к Эдорасу. Они походили на волков, доросших до размеров тигра, на их мощных шеях сверкали шипастые ошейники, грудь многих защищали фартуки с нашитыми костяными бляхами. Грозный рык сотряс воздух; испуганно заржали и заплясали кони.
Удивляться или вопить от страха времени не оставалось; густо стоящие на западном берегу лучники ответили ливнем стрел, рычание смешалось с жалобным визгом. Тигроволки – серовато-палевые, с короткой шерстью, бесхвостые – с разбегу кинулись в поток, легко преодолевая сильное течение реки. Вода подёрнулась рябью, как в сильнейший дождь, от беспрерывно пронзающих её стрел; иные звери тонули, оставляя вокруг себя быстро исчезающие розовые пятна, другие же, даже раненые, с несколькими торчащими из спины и боков древками, выбирались на берег и, не отряхиваясь, кидались вверх по дороге прямо на роханский строй.
К чести воинов марки, ни один из них не дрогнул. Закушенные губы, побелевшие костяшки пальцев, сжимающих копья; лавина зверей докатилась до баррикады, массивные тела взмыли в исполненных кровожадной грации прыжках – чтобы опуститься на копья.
Благодарение метким стрелкам марки! Их стрелы вносили настоящее опустошение в ряды атакующих чудовищ; едва ли не половина их легла, так и не дорвавшись до вожделенных жертв. Однако те, кто сумел дорваться…
С вражеского берега открыли губительный огонь лучники; похоже, Вождь стянул сюда почти всех хазгов. В ответ роханская пехота прикрылась наспех сколоченными щитами, достаточно лёгкими, чтобы их можно было переносить, и достаточно прочными, чтобы стрелы атакующих бессильно застревали в них. Особенного урона фаланга роханцев пока не понесла.
Её первые ряды насмерть схватились со зверьём, и здесь уже счёт пошёл один к одному. Специально выдрессированные твари не погибали, не захватив с собой хотя бы одного из воинов марки.
Копейщики старались увернуться от бросавшихся с размаху на них страшилищ, и если это удавалось, в бока твари впивались сразу пять-шесть, а то и больше копий; но и бьющийся в агонии зверь часто ухитрялся подмять мощными лапами кого-то из своих убийц, оказавшегося ближе других, и, издыхая, сомкнуть челюсти на горле человека. Не спасали даже доспехи: если зубы тигроволков и не разгрызали сталь, то ломали кости.
У хоббита и гномов не было копий, и их отодвинули во второй ряд; они, разумеется, не бездействовали, почти опустошив свои колчаны.
Первую атаку роханцы отбили, хоть и с немалой кровью. Весь берег был завален телами утыканных стрелами зверей; те из тварей, что были ранены, как могли, ползли прочь, и жалобный их скулёж казался почти человеческим плачем.
За зверями хлынула вражеская пехота; послушно умиравшие по воле пославших их тигроволки сумели дать истерлингам время для переправы, пока было не до них. Однако первый приступ оказался неудачен. Справа и слева от дороги склоны были слишком круты – там врага отбросили легко; в центре же пехота марки не стала ждать, пока панцирники противника развернутся в боевые порядки, а стремительно атаковала сама.
И что оказалось донельзя обидно для хоббита – его в эту атаку не взяли. Строгий приказ сотника в один миг превратил его в старшего над двумя десятками лучников, прикрывавших левое крыло фаланги. Он разлучался с гномами и Атлисом – зато с ним пошли Амрод и Беарнас.
С высоты хорошо было видно, как с дружным боевым кличем роханцы ударили по смешавшимся истерлингам и опрокинули их обратно в реку. Но через Исену перебрались – кто на чём – новые и новые десятки воинов Олмера, медлить было нельзя…
И хоббит, удивляясь сам себе, заорал, срывая голос, на оказавшихся у него под началом людей: он командовал поправку на ветер, стрелы летели кучно, и на противоположном берегу падали и падали люди…
Истерлинги вступали в бой разрозненно и несли тяжёлые потери; их атака захлебнулась в крови – и рога на восточном берегу заиграли отход.
По западному берегу прокатился крик ликования.
Однако передышка оказалась недолгой. Бой разгорелся на других участках дуги, где стояла спешенная роханская конница, не так хорошо, как вестфольдинги, умевшая драться в плотном строю. Что там делалось, Фолко разглядеть не мог, лишь видел тёмные потоки воинов Олмера, перебравшихся через реку и завязавших бой на приисенских кручах.