Черноморский набат

Ударили первые залпы, началась финальная часть Очаковского сражения. Наверно, не часто морские баталии имели столько зрителей, сколько было в тот день. За кровавым морским действом наблюдал очаковский гарнизон и команды линейного турецкого флота, державшегося неподалеку от лимана, моряки эскадры Поля Джонса, не могущие принять участие в битве из-за узкости фарватера и противного ветра, суворовские солдаты с Кинбурнской крепости. А зрелище было незабываемое! Русские гребные суда умело и быстро окружили недвижимый турецкий флот. И началось! В одном месте бой пушечный, а в другом уже и абордируются вовсю. И если некоторые неприятельские суда сдавались без боя, то на большинстве дрались все же яростно. А сражаться турки умели! В одной из жестоких рукопашных схваток на палубе турецкого линкора пал кошевой атаман верных казаков Семен Белый. Капитан передовой галеры лейтенант Мякинин, раненный еще накануне, наотрез отказался покинуть судно, и в атаке вновь был впереди всех, командовал своей галерой, лежа на палубе. В своей «отчаянной храбрости», как скажет о нем историк, Мякинин атаковал и поджег турецкий линейный корабль.

С берега за происходящим в зрительную трубу наблюдал и Суворов. Еще несколько дней назад передал он на флотилию многих своих солдат.

– Сам остался гол как сокол! – говорил он. – Но как бы я желал сам участвовать в сем абордаже!

Как всегда, выше всех похвал был бригадир Алексиано. Усатого, коренастого грека видели повсюду. «Алексиано в обоих сражениях, не будучи командиром, всем командовал, по совету его во всем поступали; где он, там и Бог нам помогает, и вся наша надежда была на него» – писал впоследствии один из участников этого сражения. Так кто же фактически командовал в том славном для русского оружия бою? Нассау-Зиген, присвоивший себе всю славу победителя, или капитан-грек, незаслуженно обиженный и уже смертельно больной, но, как и прежде, сохранивший мужество и решимость взять верх над неприятелем? Жить Алексиано оставалось всего лишь несколько недель. Давний недуг уже источил вконец его тело. Последней наградой капитану станет контр-адмиральский чин за очаковские победы. Когда же Алексиано не станет, товарищи будут говорить о нем:

– Паоло не умер, он пал под Очаковым!

Но это еще впереди, а пока уставшему и пропахшему порохом Алексиано бросали под ноги флаги захваченных кораблей…

Более четырех часов длилось избиение турок в лимане. И, несмотря на то, что турки бились с упорством обреченных, бросаясь вплавь с ножами в зубах на наши галеры, все было напрасно. К полудню сражение было окончено. От смерти и плена не ушел никто! Севшие на мель турецкие корабли начали один за другим взрываться от многочисленных попаданий брандскугелей. Взметнувшиеся в ночное небо гигантские языки пламени представили очевидцам картину сокрушительного поражения турецкого флота, которого тот не знал со времен Чесмы.

– Жучки победили слонов! – так образно говорил об этой победе Суворов.

Глава четвертая

Рокировки

Потери Гассан-паши были ошеломляющи. На песчаных пляжах Кинбурна чадно догорали турецкие корабли. По всему лиману колыхались на волнах тысячи и тысячи трупов. Немалой была в этом лепта и суворовского блокфорта, расстрелявшего два проходивших мимо фрегата. Еще один линейный корабль был взят на абордаж бригадиром Корсаковым. Над ним уже подняли Андреевский флаг. Разъезжавшие по косе казачьи пикеты устало сгоняли толпы пленных турок. Били барабаны. Все кричали «ура».

Общие потери турок были более чем впечатляющи, потоплено: шесть кораблей (и один захвачен), два фрегата, две шебеки, бомбардирский корабль, галера и транспортное судно. Людские потери составили шесть тысяч человек, две тысячи из которых потонули, а около двух тысяч попали в плен. С российской же стороны погибли два офицера и десять матросов, ранены еще одиннадцать офицеров и пятьдесят семь нижних чинов.

История сохранила нам имена лишь некоторых героев той славной битвы. Вот они: лейтенанты Сорокин и Мякинин, Ахметов и Киленин, Бурдин и Поскочин, Перский и Тимченко, Константинов и Караяни, Лелли и Нелидов, Граве, Башутский и Литке, мичман Россети, штурманы Фодет, Гурьев и Шевяков…

После одержанной победы в очаковских водах светлейший писал Екатерине: «Вот, матушка, сколько было заботы, чтобы в два месяца построить то, чем теперь бьем неприятеля». На самого Потемкина известие о морской победе 17 июня подействовало сильно. В самых восторженных выражениях он говорил об этом событии с принцем де Линем:

– В победе на водах очаковских вижу я не что иное, как Божий Промысел! А это значит, что скоро падут к российским стопам и стены очаковские!

– Что бы стены пали, их подземными минами взрывать надо, так наука фортефикасион учит! – отвечал циничный представитель дружественной державы.

– А! – махал на него рукой светлейший. – Немчура ты и есть немчура!