Черноморский набат

Жалкие остатки судов, не успевших вырваться из лимана (два фрегата и семь шебек), сбились в кучу под стенами Очакова, ища там спасения. Но напрасно. Спустя полторы недели настал и их черед испить чашу горечи до дна.

Началось с того, что стоявшие под Очаковым турецкие гребные суда неожиданно спустили флаги и скрестили реи, делая крыж-крест. На морском языке это значило – мы сдаемся. К туркам немедленно двинулись несколько галер и шлюпок, но едва приблизились, как их засыпали картечью. Возмущению таким откровенным коварством на Лиманской флотилии не было предела, с подобной подлостью там еще не встречались.

Только что прибывший под Очаков светлейший, торопился сомкнуть кольцо блокады вокруг крепости.

– Любое дело следует делать до конца, – наставительно объявил он Нассау-Зигену. – А потому истребите остатки турецкого флота у стен очаковских. Они мне мешают!

– Когда угодно исполнить!? – вскинул голову Зиген.

– Немедля!

1 июля жавшиеся к прибрежным отмелям остатки былой турецкой мощи в Днепровском лимане были атакованы и после жестокой восьмичасовой схватки все девять неприятельских судов сожжены. Кроме этого, победителями под радостные крики были уведены в Херсон несколько канонерок и галер. Войдя в азарт, наши кинулись было даже на крепостные стены, сбили несколько пушек и выжгли приморские кварталы, но под сильным огнем вынуждены были отступить. Потери, впрочем, были невелики, зато шуму туркам наделали много. Отныне все лиманские воды были полностью очищены от турок.

– Лучше бы на самом деле сдались, а то сгорели, аки чурки березовые! – говорили тогда на флотилии.

Так была поставлена последняя точка в долгой и кровавой морской битве за Очаков. Отныне днепровские воды стали нашими, а крепость лишилась любой помощи извне. Впереди были битвы за обладание Черным морем.

Заслуги всех главных участников победы Потемкин описал в письме к Екатерине: «Я представляю на апробацию: принцу Нассау второй класс Егорьевский. Пауль Джонсу – анненскую (ленту, т. е. орден Святой Анны. – В.Ш.), то же и Мордвинову – за большие заботы и труды. Алексиану, который здесь старший бригадир, – контр-адмирала, чего он весьма достоин.

Командирам батарей и судов, бывших в сражении: подполковникам и капитан-лейтенантам – шпаги золотые, червонных в двести каждую, с надписью: «За мужество, оказанное в сражении 7 июня на лимане Очаковском». То же бригадиру Корсакову и графу Дама де Рожеру. Запорожского Кошевого Сидора Белаго – полковником. Походного атамана подполковника и кавалера Исаева – полковником. Прочим, коим я могу делать произвождение, дадутся чины. Рядовым и запорожцам – по рублю».

Не забыт был и любимец Потемкина де Рибас, который действительно показал себя в бою храбрецом, причем дрался он, жестоко страдая от лихорадки. Наградой де Рибасу был Владимирский крест 3-го класса.

В честь оглушительной победы на водах очаковских во всех российских церквах отслужили праздничные молебны. Была выбита даже особая памятная медаль. В те дни Потемкин благоволил Зигену, императрице он писал: «Матушка, будьте щедры к Нассау, сие дело его трудов и усердия. За сие нужно щедро его наградить имением и тем привязать навсегда. Сколько он сделал и сколько подвергался смерти!» Предводитель гребной эскадры принц Нассау-Зиген в одночасье стал вице-адмиралом и кавалером ордена Георгия 2-го класса, а помимо того получил еще и три тысячи крепостных в Могилевской губернии.

А затем начались потери, да какие! Через несколько дней после победы от ран, полученных в сражении, умер кошевой атаман войска верных запорожцев Сидор Белой. Атаман Антон Головатый привез тело своего друга в Кинбурнскую церковь. На отпевании впереди всех стояли те, кто был особо дружен со смелым атаманом – генерал-аншеф Суворов и контр-адмирал Поль Джонс. Могилу Белому вырыли прямо в церкви. Погребли под артиллерийский салют и сверху положили тяжелую чугунную плиту.

Следующей тяжелой потерей для черноморцев стала внезапная смерть Панаиоти Алексиано. Он умер от разрыва сердца на борту своего «Владимира». И снова Суворов и Поль Джонс провожали его в последний путь…

Увы, едва кончилось сражение, как сразу начался дележ славы. Первым из первых здесь оказался счастливый ловец счастья принц Зиген. Главным своим конкурентом он видел Поля Джонса, против него и интриговал. Доносы Нассау-Зигена и вспыльчивый характер самого Джонса вызвали недовольство Потемкина:

– А пират-то наш оказался не воин! – кивал он, слушая наветы принца Насауского.

Наслушавшись, велел подать бумагу и перо.

– Напишу государыне, пусть забирает пирата отсель!