Черепанова — отличница. Если она что-то делает, то обязательно добросовестно. Она не представляет, как можно не выучить урок, всегда все знает, умеет и готова помочь любому. Только за помощью к ней редко обращаются. Спорить с ней трудно. Доказывает она быстро и предельно просто. Я обычно ищу доказательства посложнее, а найдя такое простое, не пользуюсь — элементарное кажется подозрительным. Однако против ее простых и неоригинальных доводов не попрешь.
Черепанова живет правильно, говорит, что думает, и переубедить ее невозможно. Коваль аттестует ее:
«идейная Черепанова», я — «правильная Черепанова».
Тонина ни к кому в классе плохо не относится. Но к двоим относится очень хорошо. Ко мне и к Черепановой. К Капусову — нейтрально.
Черепанова пишет классические, крепко сколоченные школьные сочинения, место которым в роно, гороно, на всяких конкурсах и олимпиадах. То, что читает, хорошо помнит и знает. Впрочем, она не читает писателей, она их изучает. Выясняет, разбирает и усваивает характеристики всех героев. Отвечает по-книжному, все, что положено.
Я же специализируюсь в основном по свободным темам сочинений, отвечаю своими словами и разбавляю ответ эмоциями: почему понравилось, что понравилось и собственные мысли по поводу.
Конкурентами мы с Черепановой никогда не будем, очень уж разные, а ревность меня все равно точит.
Пожалуй, Черепанова в чем-то примитивнее меня, а платформа-то у нее покрепче.
Меня попросили повесить новые шторы в пионерской. Прихожу, а там Черепанова пишет школьное расписание уроков. Я повесил шторы и стал смотреть, как Черепанова управляется с трубочками для туши.
Она говорит:
— А я «Войну и мир» прочла.
— И про мир, и про войну? — спрашиваю нарочито небрежно.
— А ты думал? Все подряд и внимательно, потому что я уж больше не вернусь к этой книге.
— Это почему же?
— А я уверена, что больше ничего в ней не почерпну. Теперь за «Анну Каренину» взялась.
— И тоже к ней больше не вернешься?
— Тоже. — Черепанова разговаривает между делом.
Она макает трубочку в тушь и проводит линию по специальной линейке.
— А зачем тебе «Анна Каренина»? Ведь мы ее не проходим.
— Я все собрание сочинений Толстого хочу прочесть. За лето собрание сочинений Тургенева прочла.
А в прошлом году собрание Пушкина, Лермонтова и Гоголя.
— Усвоила? — язвительно спросил я.
Но она язвительности не заметила.
— А ты как думал?
— Ну, а зарубежных писателей читаешь?
— Почти нет. Прочла собрание сочинений Диккенса.
— Ну, молодец! А тома по порядку читаешь? — издевался я.
— А как же, по порядку, лучше в голове укладываются.
Я не мог прийти в себя. Учишься с человеком девять лет, думаешь, все о нем знаешь, а не тут-то было.
— Не собираешься поступать в гуманитарный? — спрашиваю я.
— Нет, я в оптико-механический.
— Почему именно в оптико-механический? Тебя что, оптика интересует?
— При чем тут оптика? Просто я хочу поступить в технический вуз. Непонятно?
Ей надоели мои приставания, а я прицепился, потому что меня в самом деле волновал разговор.
— Их ведь много, технических. Почему в оптикомеханический обязательно?
— Потому что оптико-механический моя сестра кончала.
— А где теперь сестра, что делает? — Я торопливо и настойчиво допрашивал Черепанову, а она словно и не понимала вопросов.
— Как — что делает? Инженером работает.
— А какие у нее обязанности?
Черепанова аккуратно положила трубочку на промокашку и посмотрела на меня, как на идиота.
— Инженерские, разумеется. Ты дурак или только прикидываешься?
— Дурак, а что? — Я потерял и к разговору и к Черепановой интерес. — А ты как, вообще-то времени зря не теряешь? Бережешь время?
— Стараюсь беречь, — сказала Черепанова. — Мотай отсюда.
— Время ты, может быть, и бережешь, но в жизни, наверно, много теряешь. У тебя ведь на размышления ни минутки не остается, а?
Лицо у Черепановой стало обиженным и детски простодушным.
— Володя, ну чего ты привязался? Чего тебе нужно?
— Умрешь с тобой от смеха, — сказал я презрительно и пошел к двери. Кишочки надорвешь.
Неужели Тонина не может раскусить Черепанову?
Неужели она не видит, что я лучше Черепановой и больше достоин хорошего отношения? Вот заболею на полгода, и пускай общается с Черепановой, Надькой Савиной, Ковалем. Пускай общается на здоровье.
13
Язык мой — враг мой. Знаю, что про Тонину нельзя говорить, особенно с Капусовым, и все время стараюсь навести его на разговор о ней.
Тонина пришла в новом платье, веселая. Во время каникул я думал о ней ежедневно, ежечасно, но во сне видел ее довольно редко. Я устал от нее. Я хотел ее забыть и думал о ней. Надеялся: пока ты не забываешь, силой твоих мыслей тоже не забыт. Ведь существуют же какие-то ниточки духовной связи.
Первую часть урока я тщательно делал вид, что не слушаю Тонину, трепался с Ковалем. Потом взял газету и уткнулся в нее, будто читаю. Любой другой давно бы выгнал меня из класса. А Тонина лишь выразительно посмотрела и сказала совсем не сердито:
— Володя, сейчас же перестань мне мешать.
— Сейчас перестану.