Читаем Черновой вариант полностью

Сам остался доволен своим ответом, изобразил нарочитую внимательность и даже ручки сложил. Только успокоиться я уже не мог. Начал подавать реплики.

Все вокруг смеялись. Я был в ударе. Смеялась и она и смехом совсем особенным, покровительственным и чуть торжествующим, словно поощряла необыкновенного ребенка. «Ну, что вы скажете? Я же вам говорила… Ну, как он вам нравится?..» Меня это не только не обижало, но придавало уверенности.

К концу урока она достала пачку наших сочинений.

Моей тетради в стопке не было. Я не написал сочинение и не сдал. Тема сочинения: «Мой идеал». Перед самым звонком Тонина сказала:

— А ты, Володя, после уроков зайди в учительскую.

Я зашел. Она говорила со своей дочкой по телефону.

Дочери пять лет. Зовут ее Юлька. Мне бы хотелось на нее посмотреть.

Тонина манит меня рукой.

— Почему ты не сдал сочинение?

Я пожимаю плечами. Мне разрешается покапризничать.

— Я такого сочинения писать не буду.

— Почему же? — Говорит она мягко, даже ласково. — Напиши, о чем ты мечтаешь, каким хочешь стать, какие черты тебе нравятся в других.

Я молчу.

— Напиши о тех, кого ты любишь. Ведь ты любишь их за что-то.

— Это ужасно — любить за что-то. Я люблю просто так, ни за что. Кажется, я излишне горячусь, но уже не могу остановиться. — Кто же по-честному напишет такое сочинение? Никто ведь наизнанку себя выворачивать не станет. А общие слова я писать не буду.

Общие слова пускай Черепанова пишет. Она корифей по общим словам.

— Ну ладно, — говорит Тонина. — А о чем бы ты хотел написать? Ты ведь любишь живопись? Напиши об этом.

Как все просто. Двоек мне не ставят.

К нам подходит завуч и елейным голосом говорит:

— Ну, как ваш любимый ученик?

— Мой любимый ученик отказывается писать общие слова, а я ему за это не хочу ставить двойку.

Пускай напишет о чем-нибудь своем. А у него есть о чем написать. Он у нас большой специалист в живописи.

Я и раньше замечал в ее голосе, поступках, разговорах желание сделать меня в глазах других лучше, чем я есть, защитить меня, нелепого в своей любви.

И я вдруг понял: вместе со мной она что-то свое защищает. А может, она знает о моей любви к ней и со мной в сговоре? Она старается со мной вместе скрыть это от чужих глаз. А может, я навыдумал себе все это?

Из школы мы выходим вместе. Я неудачно пытаюсь открыть перед ней двери. Я весь какой-то неловкий, не знаю, куда деть руки, ноги, и шея задеревенела.

Больше всего я обеспокоен тем, что она думает обо мне. Она так мало меня знает. Как она может судить, что я за человек, а значит, и любить меня? И я все время стараюсь сообщить ей побольше о себе.

Мне кажется, она меня для своего удобства создала, какого хотела: способный ученик, немного нахал, избалован вниманием взрослых, имеет свои довольно завиральные мнения и идеи, впрочем, как и положено в его возрасте. Мне это даже льстит, и я старательно играю свою роль, чтобы не разочаровать Тонину и не поставить в тупик.

У людей есть способность наделять других своими качествами и не видеть им не присущих. И я такой же, я ведь тоже вижу Тонину такой, как мне хочется, как мне ближе и понятнее.

Так каким нужно быть — для каждого другим или для всех самим собой?

Я окончательно запутался.

Теперь иду рядом с ней и мучительно думаю, как бы упомянуть, что на каникулах я прочел «Деревушку» Фолкнера.

— У вас бывает, что вы забываете сюжеты книг? — спрашиваю наконец. Год назад прочел Фолкнера и забыл начисто.

И ведь это правда. Забыл, в чем там дело.

— Ты, наверно, очень много читаешь, — говорит она, — но это тоже неплохо. У тебя идет процесс накопления. А отбирать будешь позже. Сюжета ты не помнишь, но ты вынес мысль, ощущение, аромат книги, правда?

— А интересно, почему люди читают книги, волнуются, переживают? Для чего вы читаете?

На минуту мне показалось, что она скажет, как отец когда-то: «Не задавай глупых вопросов». Но она ответила:

— Книги дают мне возможность быть там и с теми, с кем я не могу быть в действительности.

А я не могу быть в действительности с ней, и книги мне не помогут. Я и читаю, чтобы там, в книгах, найти подтверждение своим переживаниям.

— Ты сейчас читай «Войну и мир», заранее, чтобы к тому времени, как мы подойдем к Толстому, у тебя было все прочитано. Потом «Преступление и наказание». Читай русскую классику.

— А я еду на несколько дней в Новгород, — неожиданно говорю я. Маленькое путешествие.

— Один? — удивилась она.

— Ас кем же? Конечно, один.

— Ну что ж, счастливо. Расскажешь потом, как путешествовал.

Подошел ее автобус. Она уехала.

Оказывается, на улице теплынь. Я увидел все вокруг. Кирпичный дом, деревья в зарешеченных лунках на асфальте.

Я положил руку на ствол. Деревья живые, тепла и эластична кора, шелковисты листья, пористая древесина дышит.

Я шел домой и наслаждался зрением. С ней я слепну. Тысячу раз перебирал наш с ней разговор. Путешествие. Вот ведь вылетело. Теперь придется ехать обязательно и срочно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Детская литература / Проза для детей / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия