#черные_дельфины

Он стоял возле матери чуть-чуть сгорбившись, прикрыв короткую щетину на голове капюшоном чёрной куртки. Руки засунул глубоко в карманы тренировочных штанов, периодически вынимая то одну, то другую, чтобы утереть хлюпающий нос. Олег только этому работяге-неудачнику доверял все стенды, рамы, подрамники и багеты для выставок – рукастому, аккуратному и абсолютно бестолковому в жизненных вопросах.

Эмма Эдуардовна стояла у гроба, опираясь на памятник мужа. Она что-то тихо ему говорила и время от времени протирала уголком чёрного кружевного платка вырезанный в камне портрет. Лиза встала рядом, ей передали чёрно-белую фотографию Олега. На ней он смотрел куда-то вверх и наискосок, пряча подбородок в поднятый воротник. Инга узнала снимок – автопортрет. Она вспомнила, как Штейн выставил на фотоаппарате настройки, докурил сигарету в три быстрые затяжки, прыгнул к фону и встал в позу. «Мудрствующий лукаво», – издевательски говорил он про этот снимок потом. Инга смотрела на фотографию и слышала голос Олега, будто тот стоит за спиной и шепчет в правое ухо: «Нашли что выбрать: пафос и воротник. Надо было сразу сжечь этот грёбаный стыд».

– Как он на отца похож был, – сказала Женя, и Инга кивнула.

Опускали в мокрую землю. Чёрные жирные комья стучались в гроб. Сквозь эти удары послышался приступ сухого астматического кашля – мучительный звук, это плакала Эмма Эдуардовна, обняв холодный камень.

Оксана отошла к невысокому мужчине в застёгнутом на все пуговицы плаще. Она утирала слёзы, приподнимая очки на лоб.

– А что в закрытом, даже проститься не дали? – услышала Инга шёпот за спиной.

– Так чтоб мать и сестру не пугать.

Лиза поставила портрет Олега на могилу, обложенную венками, между тёмно-красными, почти чёрными розами. Ещё постояли и пошли прочь. Оставшийся в одиночестве, среди цветов, Олег не провожал их взглядом. Он задумчиво смотрел в небо.

* * *

К кладбищенским воротам толпа шла вразброд. Для большинства самое интересное кончилось. Инга отвлеклась на яркие подошвы ботинок девушки впереди неё: будто та наступила в лужу краски. Сами ботинки чёрные, а подошвы – ядрено-жёлтые. Девушка была высокая и худенькая, как положено модели, которым Штейн делал портфолио. Инга снова вспомнила про женщину, которая показалась ей смутно знакомой. И стала искать её глазами. Но неровные волны толпы унесли их с Женей вперёд, к родственникам.

– Ты же знала всё! Вы столько дружили! Как ты могла не заметить, что с ним творится! Как допустила это! – Эмма Эдуардовна крепко взяла Ингу под локоть и притянула к себе, будто отрывая от Жени. Оксаны поблизости не было.

– Мы работали, – уточнила Инга. Краем глаза поймала: Катя и Серёжа идут сзади, никуда не потерялись. Катя сбоку обнимает отца.

– Зачем он это сделал? Скажи мне! – резко дёрнулась Эмма Эдуардовна. – Как я теперь без него? Одна!

Лиза вздохнула и отвернулась. Эмма Эдуардовна продолжила, требовательно сжимая руку Инги.

– Мой единственный сын! Как он мог! Я всю жизнь была хорошей матерью, всё ради него делала. Говорил ему отец – в физики иди, на свою кафедру бы взял. Но он хотел заниматься кино. Я и с институтом помогла, сколько раз пристраивала помощником оператора, так нет – подался в фотографы голых баб фотографировать…

– Мама, – тихо сказала Лиза.

– Что мама? Ну что мама? – Эмма Эдуардовна даже не повернула головы. – Скажешь, это неправда? Голых-то девок интересней фотографировать, чем формулы выводить, а? Правильно я говорю про вашу журналистику?

Инга промолчала.

– Конечно, я всё понимаю. Он творческий человек, весь в меня. Я сама всю жизнь в искусстве. Не смог он бы наукой заниматься, как отец, не выдержал бы. Я и то не усидела рядом с этим занудством – вечно какие-то цифры, опыты. А если бы я не ушла, если бы Олежек рос с отцом, может быть, и у него всё хорошо было? И с Оксаной не развёлся? И нянчила бы я сейчас внуков! Ведь он у меня хороший мальчик был. Чуткий, отзывчивый. В этом году сам дачу отремонтировал. Золотые руки.

Что ей ответить? Всё звучит фальшиво и пошло. Сказать: «Я вас понимаю»? Но разве я понимаю мать, которая потеряла ребёнка? Я даже думать об этом не хочу! Или: «Сил вам!» – тоже пустое пожелание. Только что кто-то произнёс: «Жизнь продолжается» – это прозвучало просто ужасно. Честнее просто тихо идти рядом.

* * *

Поминки были назначены на два в кафе «Чаша», недалеко от дома Эммы Эдуардовны. Женя на них не пошла. «Мероприятие семейное! Мне там делать нечего. С Олегом я простилась!» – сказала она, что-то новое уловила Инга в её интонации, но ей было не до расспросов.

Столы под белой скатертью стояли крестом. Лиза раскладывала кутью по пиалам с золотой каёмкой. Эмма Эдуардовна достала из сумки блины и мёд.