Черные крылья Ктулху — 2

Следовало многое объяснить. Я же старался избежать объяснений. Разумеется, в больницу, куда меня доставили, приехала полиция. И разумеется, история моя показалась им абсурдной. Оно и понятно. Но я снова и снова отказывался говорить то, что все хотели услышать, и потому сначала следователи, а за ними и психиатры начали терять терпение. Когда зажили раны (более или менее, хотя я больше не мог ходить без трости, у меня было повреждено сухожилие на правой ноге и навсегда остались ужасные шрамы), встал вопрос о том, нужно ли меня удерживать, и если нужно, то где. Я не стал ни на кого заявлять. Никаких суицидальных наклонностей у меня не обнаружили, да и такие ранения нанести самому себе попросту невозможно. Вероятно, главный следователь думал, что я извращенец, угодивший на чересчур отвязную садомазо-вечеринку. Доктора же не знали, что думать. Кто-то проболтался, и мною заинтересовались журналисты из желтой прессы. Я стал последним событием в области похищения инопланетянами. По сравнению с моим случаем пришельцы, устраивающие анальное зондирование, представлялись невинными ягнятами.

В конце концов ничего другого не оставалось, кроме как отправить меня домой. Хотя дома уже не было. Квартиру опечатали за неуплату. Все вещи пропали, кроме тех, которые удалось спасти моей сестре Морин, да еще кое-каких книг, документов и прочих мелочей, не приглянувшихся арендодателю.

Выписываясь из больницы, я потребовал вернуть все, что было у меня в карманах. Каким-то чудом карманы уцелели, хотя вся одежда была искромсана, как и мое тело. Мне выдали бумажник, ключи и прозрачный пакет с застежкой, в котором лежало чудом уцелевшее кольцо Стеклянной Королевы.

Овдовевшая старшая сестра взяла меня к себе, и больше десяти лет я прожил с ней в сельской местности на севере штата Нью-Йорк. Тьма и открытые пространства наводили на меня ужас. Я предпочел бы город с его яркими огнями, но выбора у меня не было. Так я и жил с сестрой, тихо-мирно, наполовину инвалидом, оставался второстепенным поэтом без дотаций, и после еще нескольких (все более странных) сборников общее число проданных экземпляров перевалило-таки далеко за трехзначное число. Меня даже дважды номинировали на Совершенно Никому Не Известную Премию.

Потом Морин заболела и умерла, и я, шестидесятитрехлетний мужчина, остался один в ее доме, окруженный со всех сторон тьмой, голыми полями и безлюдными просторами.

В зеркале я видел обрюзгшее сереющее лицо, действительно напоминавшее лицо Гарри Поттера, который проворонил свое предназначение и почти уже одряхлел. Мне подумалось: вот он человек, жизнь которого прошла мимо, который так и не сумел ничего толком добиться в этом мире, потому что мир этот казался ему сном, наполовину забытым сном в те редкие моменты, когда он по-настоящему пробуждался в более темном истинном мире, где безмерно храбрый, безмерно великолепный Реджи Грэм сражался с чудовищными прихвостнями Человека с Сотней Ножей (вернее, с девяносто девятью ножами, ведь один был у Реджи) и защищал своего повелителя Часового Короля и его Стеклянную Королеву.

Я как раз стоял в ванной перед зеркалом, когда мои размышления вдруг прервали: воздух позади меня затрещал, будто кто-то проделал длинную вертикальную прореху в стенке палатки, а потом через прореху что-то протолкнули.

Раздался грохот, и что-то тяжелое упало в ванну. С изумлением, грустью и смирением я узнал в предмете ту самую кувалду, с помощью которой Реджи Грэм убил человека-скорпиона и спас мне жизнь.

А сейчас я буду рассказывать вам неправду.

Прореха в «реальности» никуда не делась, ее края хлопали на холодном ветру. Ванная, а следом за нею и весь дом наполнились сырым воздухом, запахом льда и замерзшей грязи с окрестных зимних полей. Я знал, что нужно делать, и понимал то, что однажды растолковал мне Реджи: время в темном мире и в мире света движется с разной скоростью. Для меня минуло больше двадцати лет, а для него, быть может, всего несколько часов.

Я медленно и тихо старился, а он по-прежнему сражался в самой гуще боя.

Мне хотелось бы верить, что я выполнял свой долг, когда надел тяжелые сапоги и самые толстые джинсы из всех, что у меня были (доспехов-то у меня не водилось, так что пришлось довольствоваться этим), а еще пальто и перчатки, а потом ступил через прореху в другой мир и сражался там бок о бок с Реджи Грэмом, долго и упорно, продемонстрировав выносливость гораздо большую, чем сам в себе полагал. Там Реджи называли другим именем, он был знаменитым мастером темных искусств, отчужденным и внушающим страх, но вместе с тем героическим, рискнувшим собственной душой ради высших целей, Зигфрид и Фауст в одном лице. А подле ковылял я, его верный спутник, охромевший из-за старой раны.