Черные крылья Ктулху. Истории из вселенной Лавкрафта

— Я отличу, где смерть, где жизнь: но он мертвей земли!^{135} — Она отняла у меня багряный медальон и покачала им перед нашими глазами. — Зачем живут собаки, лошадь, крыса — а в нем дыханья нет?^{136}

— О ком вы говорите, госпожа? Я не нашел его портрета в альбоме. Где его фотография?

Женщина запрокинула голову и уставилась на меня безумными глазами. Высоко подняла руки над моей головой, набросила цепочку с медальоном мне на шею. Одной рукой затянула ее туже. Дыхание у меня перехватило; я впился ногтями в ее запястья и оттолкнул женщину от себя. Захихикав, она бросилась вон из комнаты, я последовал за нею в спальню: она уже зажигала свечу на книжной полке, заставленной всяким хламом. Я заметил, как она дрогнула и покачнулась перед золоченой рамой. Подойдя ближе, я изучил оправленный в раму глянцевый лист бумаги. Поначалу я ничего на нем не видел, но, постояв подольше и внимательно вглядевшись в него при мерцающем свете, я почти различил призрачный, еле уловимый силуэт.

— Это и есть ваш юноша? — спросил я, касаясь рамы. — Это он — молодой человек с картины Тициана?

— Тициан, — фыркнула она, теперь голос ее звучал вполне связно и здраво. — Он был молод, так? Еще девятнадцати не исполнилось. А какой красавчик. Я ношу ему цветы — его сияющему лику. Скоро я явлюсь на его зов. — Она содрогнулась, обняла себя руками за плечи. Обернулась ко мне, подергала себя за верхнюю пуговицу. — Прошу вас, расстегните воротник^{137}…

Я помог ей расстегнуться, затем взял свечу, подвел Перу к постели, поставил подсвечник на прикроватный столик. Лицо ее было все в пятнах запекшейся крови: так сильно она себя исцарапала.

— Я быстро, — пообещал я.

А сам пошел в ее ванную комнату, швырнул в миниатюрную фарфоровую раковину маленькое махровое полотенце. Открыл один из латунных кранов и включил холодную воду. А пока ждал, покосился на свое отражение в зеркале. И снова вспомнил, что сплю; иначе как бы мне удалось разглядеть свое лицо в темноте ванной комнаты настолько отчетливо и как это отражение могло быть моим? Я не видел себя с тех пор, как попал в мотель, так что щетине удивляться не приходилось. Но с какой стати она так густа и отчего лицо у меня такое широкое? Неужели эти толстые губы — мои, как и эти крупные квадратные зубы, прямо-таки торчащие изо рта?

Нет, это все какая-то безумная галлюцинация, ведь только во сне мой облик может настолько измениться, чтобы уподобиться вурдалаку с картины Пикмана. Мне вспомнился Оскар — как две капли воды похожий на фигуру с полотна над его кроватью. Это всего-навсего бред сумасшедшего. И все-таки, когда я взялся за полотенце и отжал его, я ощущал прохладную влагу живо, как наяву. Вернувшись к Пере, я смыл с ее лица запекшуюся кровь. Она сидела на постели и неотрывно глядела на пламя свечи. Когда я закончил, она взяла у меня полотенце и прижала его к шраму у меня под глазом. Наши уста почти соприкасались, я чуял ее дыхание.

Выронив полотенце на пол, Пера приподняла подсвечник, удерживая его между нашими губами.

— Задуть свечу, — прошептала она. — Потом — задуть свечу^{138}…

Мокрым от слюны языком я лизнул и затушил крохотный огонек. Взял подсвечник из ее рук, отставил на столик, потянулся расстегнуть последние пуговицы на ее рубашке. Мы сидели в глубокой темноте, и однако ж я видел ее вполне отчетливо; мне даже казалось, я способен разглядеть под тонкой кожей очертания черепа. Мы одновременно откинулись назад. Пера взялась за медальон у меня на шее и произнесла чье-то имя. Я жадно, нетерпеливо обнял ее тело и закрыл глаза. Я грезил сквозь грезы, и грезились мне темная кладбищенская земля и трупы, в ней погребенные. Какой пряный и острый запах исходил от почвы и ее обитателей! С этим ароматом смешивалось сладкое благоухание безумной девы в моих объятиях.

Когда же из ее окна на меня упал первый луч солнца, Перы рядом не было. Я подошел к окну посмотреть, откуда доносится пение, и заметил в роще фигуры, одетые смутным рассветным заревом. Я с криком выбежал из комнаты, кинулся наружу, задыхаясь, пересек грунтовку и ворвался в рощу. На крепком суку в петле болталось тело. Я рухнул во влажную траву.