Черные Вороны. Реквием

Он то наращивал темп, то снова сбавлял, заставляя меня выкрикивать его имя или громко ругаться, когда я пыталась отобрать у него инициативу, он останавливался, а я сатанела от злости и возбуждения. Царапала его спину, кусала его за шею, пытаясь разозлить. Когда он снова замер в самый ответственный момент, бросая меня на грани, от избытка чувств я его ударила по щеке и тут же распахнула широко глаза. Наши взгляды встретились. Теперь он прожигал меня насквозь. Я испугалась, увидев, как запульсировала жилка у него на виске. Ударит в ответ? Но Артур схватил меня за руки, завел их мне за голову и толкнулся вперед так резко, что я вскрикнула.

— Ты сама напросилась, — процедил сквозь зубы и снова сильно вонзился в меня. Я закричала, подалась вперед, распахнув ноги еще шире, — ты еще попросишь меня остановиться.

Теперь он двигался так быстро и яростно, что кровать под нами жалобно скрипела, а я охрипла от криков. В какой-то момент он выпустил мои руки, подхватил меня под ягодицы, врезаясь все глубже, сильнее. Я извивалась под ним, оставляла кровавые полосы на его груди и спине, но он не останавливался и когда новый взрыв накрыл меня с головой, я почувствовала, как мышцы влагалища плотно обхватили его раскаленный член. Сокращения матки были столь сильными, что мне показалось, что от наслаждения я теряю сознание. Еще никогда я не испытывала ничего подобного. Почему с ним каждый раз лучше предыдущего? Как ему удается иметь над моим телом такую власть?

— Как же сладко ты кончаешь, — простонал он, — как сильно сжимаешь меня внутри.

Сегодня ты принадлежишь мне, ты моя, слышишь, ты моя…

Теперь уже он рычал, терял самообладание, а я двигалась ему навстречу в первобытном желании почувствовать пульсацию его члена внутри себя, поглотить его всего, заставить его корчиться от страсти, кричать, стонать. Он обхватил ладонью мое лицо.

— Ты моя… моя… моя… — его тело внезапно напряглось, он прогнулся назад, сильно сжимая мои бедра, и громко застонал, содрогаясь в судорогах оргазма. Я притянула его к себе, мокрого, скользкого от пота и подумала о том, что он прав. Я принадлежала только ему всегда, с того самого момента как увидела впервые, только больше я не позволю себя сломать, больше он не сможет сделать мне больно.

Артур лег на спину, все еще сжимая меня одной рукой за талию, крепко, по — хозяйски.

— Люблю тебя, — шепнул тихо, едва шевеля пересохшими губами, но я услышала, попыталась освободиться, но он удержал. Потом притянул к себе на грудь и крепко обвил меня руками, чтобы не сбежала. Через несколько минут он уснул, а я смотрела в темноту и не знала, как мне отреагировать на его слова. «Люблю» Артур сказал мне впервые, только я не была уверенна, что это не банальная благодарность за хороший секс, черт возьми, изумительный секс, самый лучший в моей жизни. Может с годами Чернышев уже не считает зазорным сказать своим любовницам приятные слова? Может, для него они значат не больше чем «спасибо»? Я закрыла глаза, уютней устроилась на нем, в горячем коконе его рук. Впервые расслабилась полностью и даже сама обняла его за шею. Меня баюкал его запах, биение его сердца, тепло его кожи. Болезнь возвращалась и прогрессировала и это не бронхит, а моя хроническая болезнь этим мужчиной. Моим первым мужчиной, единственным, которого я когда — либо любила и ненавидела.

Глава 14

Жестокость не всегда является злом. Злом является одержимость жестокостью…

(с) Джим Моррисон

Я крутил между пальцами четки. Один шарик, второй. То медленно, то быстро и смотрел на жирного ублюдка, привязанного к балке под потолком гаража, куда мы притащили его еще ночью. Он покрылся потом и вонял, как помойная яма. Ненавижу запах пота. Вообще не переношу вонь. У меня какое-то странно обостренное обоняние. Можно сказать, люди определяют симпатии и антипатии «на глаз», а я «на нюх». Я все еще не спросил у него самого главного, наслаждался моментом. Питался его страхом. Человека далеко не всегда ломают побои. С кем-то это действует, а с кем-то нет. Психологический прессинг работает на девяносто процентов. Неизвестность — вот самое страшное оружие пытки. Впрочем, как и молчание. А мне нужна была та информация, которую он может не дать даже под самыми жестокими побоями. Нет. Я лгу. Этот тюфяк сломался бы от первого удара, просто мне нравилось то, что я делаю.

Он висел здесь уже несколько часов. За это время рассказал мне, где спрятана наличность, сколько бабла у него на банковских счетах и их номера, вместе с секретными кодами. Он даже рассказал мне, сколько у него было любовниц и когда он трахал последнюю. Он перечислил всех своих врагов и друзей. Я же сидел на стуле напротив и смотрел на него, периодически вставая для того, чтобы нанести удар четко в одно и тоже место — в печень. Потом возвращался обратно под его скулеж и снова крутил в пальцах четки.

Я знал, насколько ему страшно и что через пару минут он начнет рыдать от безысходности и ужаса или помочится под себя. Они все рано или поздно мочились в штаны, когда понимали, что это конец.