В Кавенчин он прибыл вчера вечером. Тот должен был стать последней остановкой на пути инспекции. Скучная, но необходимая недельная служебная поездка приближалась к концу. Роберт Гралевский инспектировал военные склады, проверяя их готовность, степень обеспечения, правильность ведения документации. По крайней мере – официально. Нынче он должен был заняться складами автомобильного оборудования в Гостыне, где находилась большая транспортная база. Завтра же ему нужно было приехать в Яроцин и провести там целый день в штабе 4-го Кавалерийского эскадрона, согласно приказу инспектируя тылы механизированных отрядов. Конечно, все это было лишь прикрытием, оказией для встречи с агентами, действующими в этих местах. К тому же ситуация со старокатоликами… Но утром он получил приказ возвращаться в столицу и явиться в Генеральный штаб, приказ, подписанный начальником объединенных армий, гетманом Эль-Галадом, опекуном и непосредственным начальником Каетана. Дело было серьезным.
Потому он отложил визит в часть, и ему удалось успеть на утренний поезд в Варшаву. Но он не сумел предупредить о выезде поручика Гжегожа Вонтпиоловского, встреча с которым была истинной целью его визита в Кавенчин.
Он даже представить себе не мог причин этого внезапного вызова. На территории, находящейся под его контролем, было довольно спокойно, вчерашнее покушение было первым чуть ли не за три года. В последнее время удалось даже замирить несколько ортодоксальных групп. Встреча, на которую его вызвали, готовилась в резиденции Эль-Галада. Роберт был там несколько раз, второстепенным участником на совещаниях своих командиров, как адъютант Мокошинского. Зашифрованная телеграмма с вызовом, подтверждающая эсэмэсное поручение, была доставлена военным курьером из делегатуры правительства, а не из части. Роберт получил документ, прочитал сообщение, подтвердил, что понял, и тогда магическая бумага распалась в пыль. Роберт должен был безотлагательно, ни с кем не контактируя, возвращаться в Варшаву. Ему даже запретили пользоваться сетью или магическими эсэмэсками.
Случилось что-то странное и важное.
Когда поезд тронулся, Роберт встал, снял с полки плащ, приложил его к стене купе подле окна, уткнул голову, закрыл глаза. Мерный ритм поезда быстро его усыпил. Снились ему старые путешествия и битвы. Времена, когда Каетан с ним разговаривал.
Пятью часами позже он был уже в Варшаве. Военный паромобиль забрал его с вокзала и повез прямиком к резиденции штаба, на встречу с самим гетманом.
Эль-Галад для эльфа был скроен крепко. Даже его портной, похоже, не до конца это уловил: мундир кавалериста на теле гетмана казался чуть тесноватым. Двухметровый, с широкими плечами, большими мясистыми ладонями, Эль-Галад наверняка не вызывал восторга у эльфийских судей элегантности и не был любимчиком дам. Впрочем, он не обращал на это внимания. Напротив, он, казалось, почти нарочито оставлял без внимания новейшую моду и старые обычаи. К тому же стригся под ноль, так что остроконечные уши выразительно торчали в стороны. На пальце он носил одно платиновое кольцо.
С десяток-полтора лет тому назад атлантические океанские крепости были атакованы стаей огромных и весьма сообразительных монстров, выведенных балрогами и названных амеботами. В битве с ними принимали участие американские стратегические бомбардировщики с гренландских баз и польские подлодки при поддержке нереид. В теле одной из убитых и исследованных после тварей обнаружилось платиновое кольцо. То самое, которое в феврале тысяча девятьсот двадцатого года генерал Халлер бросил в море в Пуцке как знак обручения Польши с Балтикой. Нет уже Гданьска, по сути, исчезла и сама Балтика, после гибели Скандинавии соединенная с Атлантикой. Но созданное гданьчанами кольцо сохранилось. Эль-Галад, главнокомандующий польской армией, великий коронный гетман, счел это счастливым предзнаменованием. Передал все родовые тотемы в полевой собор на улице Длугой в Варшаве, сам же надел кольцо и повторно обручился на верность с Речью Посполитой.
Только лицо Эль-Галада однозначно указывало на его принадлежность к расе эльфов. Правильные, хотя и резковатые черты, темно-синие, почти черные глаза, ровная линия идеально белых зубов, гладкая кожа. От ран и ожогов, которые он получил в бесчисленных битвах, не осталось и следа. Гетман оставил себе лишь один шрам – длинную белую полоску, пересекавшую лоб и по правому виску спускавшуюся на щеку. Память об ударе, нанесенном польским солдатом, поручиком Каролем Кенджерским на третий день после Пришествия. Знак пролитой крови, символ непонимания, страха и отчаянной отваги.