Черный город

После обработки антисептиком я нанес регенерирующую мазь. В очередной раз предложил деду вызвать Нину и в очередной раз получил решительный отказ. Заставил старика выпить сердечные капли. Тихо, чтобы не будить прислугу, пробрался на кухню и налил в большую чашку чая из тёплого, после ужина, самовара. Насыпал побольше сахара и плеснул коньяка.

Вернулся в спальню деда, подал ему чашку:

— Вот. Выпей, поможет взбодриться.

— Спасибо.

За время моего отсутствия дед успел прийти в себя. Он надел халат, сел на кровати, обложившись подушками, и протирал очки. Когда надел их, на меня вместо растерянного старика снова смотрел князь Барятинский — пожилой, но всё ещё могущественный белый маг, глава древнего рода.

— Рассказывай, — требовательно проговорил дед. — Как к тебе попала эта вещь?

Я рассказал о Кристине. О её подозрительном поведении, о сокурсницах, которые собирались вокруг неё. О том, как я проник в её спальню и спрятался в шкафу. О том, как обнаружил пудреницу. И о сообщениях, которыми две ночи назад обменивался вместо Кристины неизвестно с кем.

Дед на протяжении моего рассказа всё больше хмурился. Даже чай не допил, поставил чашку на столик. А когда я закончил, медленно проговорил:

— Алмазова… Странно. Очень и очень странно.

— Что именно?

— Видишь ли. Если я правильно понимаю, девушка, о которой ты говоришь — это дочь госпожи Алмазовой…

— Логично, — кивнул я, — раз носит ту же фамилию.

— Не перебивай, — нахмурился дед. — Алмазовы — древний, уважаемый род. Отец Марии Петровны, царство ему небесное, служил в дипломатическом корпусе. Лично знакомы мы не были, но, по слухам, это был умнейший и благороднейший человек. А Мария Петровна Алмазова, матушка твоей Кристины — статс-дама. И вот уже долгие годы она возглавляет список придворных статс-дам.

— И что это значит? — спросил я.

— Ты обещал уделить время изучению табели о рангах, — упрекнул дед. — Статс-дама — это высший женский придворный чин. А Мария Петровна — ещё и близкая подруга Её Императорского Величества, они дружат с самых юных лет. С тех пор, как состоялось бракосочетание государя и императрицы, в те времена — ещё молодой принцессы. Живёт Мария Петровна, разумеется, при дворе.

— Вот как, — проговорил я. Что делать с этой информацией, пока не знал. — А кто отец Кристины? Почему она носит фамилию матери?

Дед развёл руками:

— Мария Петровна не афишировала эту информацию. Эта женщина, как ты понимаешь, пребывает в том статусе, который исключает любопытство со стороны кого бы то ни было. Шестнадцать лет назад прошёл слух, что у Марии Петровны родилась дочь. Подойти к первой статс-даме императорского двора запросто и осведомиться между делом, кто является отцом её ребенка, смельчаков не нашлось. Хотя слухи, разумеется, ходили самые разные. Крестной матерью девочки — опять же, по слухам — стала сама императрица. А после об этом ребёнке долгие годы никто не слышал, девочка воспитывалась за границей. Мария Петровна вывела её в свет совсем недавно, буквально полгода назад.

— Ну так, всё сходится, — сказал я. — Заграница — раз. Человек, внедрённый в Академию — кто сказал, что это не может быть молодая девушка? — два. Эта дрянь, которая взорвалась у тебя в руках — три. По-моему, всё очевидно.

Дед покачал головой:

— Видишь ли, Костя… Моё восприятие — субъективно, конечно. Но Марию Петровну я знаю лично. И это — человек глубоко порядочный. Исключительно преданный своей стране — так же, как был предан её отец, Пётр Алмазов.

— Ты сказал: «субъективно», — напомнил я. — Знаешь… Хорошие шпионы хороши именно тем, что шпионов в них можно заподозрить в последнюю очередь. Как ещё ты можешь объяснить обращение к первокурснице «лейтенант»? Как можешь объяснить тот факт, что эта первокурсница прячет в кармане платья передатчик — который, на минуточку, взорвался прямо у тебя в руках?

— Не знаю, Костя. — Дед откинулся на подушки. — Не знаю… То есть, я совершенно согласен с тобой в том, что дело тут нечисто. Но бежать прямо сейчас в Тайную канцелярию с обвинениями первой придворной статс-дамы в шпионаже я не готов, уж прости. Осколки передатчика, кои не собрать воедино никаким заклинанием, да твои подозрения — на сей момент всё, что мы можем предъявить. Ты разумный человек. И не хуже меня понимаешь, что для обвинения этого недостаточно.

Я вспомнил Белозерова. Создавалось впечатление, что речи им с дедом писал один и тот же спич-мейкер.

«Вы же разумный человек, Константин Александрович»…

Что ж. Разумный, так разумный. По-другому в этом мире, видимо — никак.

— Ладно, понял. — Я поднялся. — Не побежишь — значит, не побежишь. Отдыхай.

— Костя… — Дед взял меня за руку. Заглянул в глаза. — Прошу тебя, будь осторожен. Я… Сказать по чести, я и помыслить не мог, какого ранга люди могут быть во всем этом замешаны. Насколько могучие, влиятельные люди! Береги себя, прошу. Продолжай наблюдения, но будь предельно осторожен. Никаких больше «обысков» и прочих рискованных предприятий! Хорошо? Обещаешь мне?

— Хорошо. — Я забрал со столика пустую чашку. — Доброй ночи. Спи.

* * *