Каким бы там ни был авантюристом Сируан, но мобилизовывать людей он умел, и собравшаяся по его началом армия по численности вдвое превышала силы вторжения. Разумеется, было принято решение срочно атаковать. Толинский полководец это предвидел и заранее занял позиции на вершине холма. Выманить бы его оттуда, но Сируан не нашел ничего лучшего, как отправить в атаку свою кованую конницу. Здесь-то и случилась катастрофа.
Скакать вверх по склону было тяжело, рыцарские кони не сумели как следует разогнаться и потому не смогли сходу проломить строй толинской пехоты, ощетинившейся копьями. Да мало того, на дитарцев градом обрушились стрелы! И когда их ряды изрядно поредели, а строй смешался, из-за спин расступившейся вражеской пехоты по ним ударила толинская латная конница, атаковавшая под уклон и потому просто сметавшая передовые боевые порядки дитарцев, которым пришлось обратиться в бегство.
Марней, помня совет Рея беречь людей, в первые ряды со своим отрядом не лез, заметных потерь не понес и во время начавшегося бегства сумел сохранить порядок в рядах. Пропустив улепетывавшую толпу, он оказался в арьергарде отступавших и по мере сил сдерживал толинскую конницу. Один раз ему и самому довелось вступить в схватку. Здоровенный толинец, видимо, думал, что без труда одолеет мальчишку в кольчужном доспехе, размахивающего каким-то очень легким (уж не игрушечным ли?) мечом. Каково же было его удивление, когда эта "игрушка" сперва спокойно рассекла древко его боевого копья, а потом рубанула по запястью его правой руки, которой он только что схватился за меч. Странный металл прорубил кольчужное сочленение и отсек кисть в латной рукавице, из обрубка хлынула кровь. Добивать калеку Марней не стал, тот уже был не опасен.