Черный хлеб (СИ)

— Проходите, здесь нам никто не помешает, хотя я искренне не понимаю, что Вам от меня нужно.

Мужчина забрал у мня ключ, закрыл дверь, и выложил на стол небольшое устройство.

— Это — диктофон. Наш разговор будет записан. Мне нужно будет предъявить запись заказчику. Я адвокат, вот моя карточка. Мой заказчик — родной дед вашего Кирилла. Он живет в Европе, имя и место его жительства вам ни к чему. Он следит за жизнью внука, и хочет, чтобы он получил лучшее образование. По прошествии времени, он планирует забрать его к себе. Поэтому вам нечего боятся, отследить, кто оплатил школу невозможно, все платежи проходят от имени вашего бывшего мужа. Он в курсе и получает свою долю. Более того. Мой заказчик желает установить вам ежемесячную выплату, под видом алиментов. Не надо пугаться и убегать. Теперь дайте согласие и расскажите о Кирилле.

Разговор занял больше часа, я рассказывала под запись, адвокат задавал вопросы. Обо всем, первых шагах, первых словах, детских болезнях.

Так наша жизнь начала меняться. Алименты были больше моей зарплаты. Все окружающие взахлеб хвалили Гошку. Дети ходили в воскресную английскую школу, я перестала работать ночами.

И летом мы впервые поехали на море.

Наталья. Семь кругов ада

Глава 4. Наталья. Семь кругов ада.

Оставив сына в поезде, я быстро пошла на выход. В том, что меня будут искать, я не сомневалась. В тамбуре вагона никого не было. Дверь была открыта, неподалеку, в накинутых на спортивные костюмы куртках, курили пассажиры. Побоявшись выйти на перрон, я открыла дверь на противоположную сторону, здесь перрона не было. Небольшая полоса земли и рельсы следующего пути. За ними, на сваях, перрон первого пути. Перебежав через рельсы, я нырнула под перрон, было тесно, темно и наверняка грязно. Но жизнь дороже. Перрон был достаточно высоким, я могла передвигаться, согнувшись почти вдвое.

Дальше… Перебегая от одного темного угла до другого, я покинула территорию вокзала. Как могла отряхнула дубленку, взяла такси и поехала назад, к свекрови. Я надеялась, что мы сможем сбежать вместе. Побоявшись зайти с улицы, остановила машину за углом и пошла через огороды.

Дверь была открыта, и ветер открывал и закрывал ее со скрипом. В доме было темно. Машины с бандитами не было. Я зашла, щелкнула выключателем — и остолбенела. Все было перевернуто, разбито, на полу обломки мебели, посуды, какие-то крупы, сахар. В комнате разбросанная порванная постель, разрезанные подушки. За общим разгромом я не сразу увидела Марию Федотовну. Она лежала свернувшись, как будто ее пинали в живот, а она пыталась защитится. Я упала на колени, подползла к ней — дотронулась до руки, лица. Все было кончено. Она была уже холодной. Слезы текли по лицу, грудь сжимало, воздуха не хватало.

Шаги сзади я услышала поздно, меня подняли за шиворот.

— Вернулась сучка, куда щенка дела? Где алмазы? — удар в лицо отбросил меня к стене.

— Стоять! — послышалось от входа, — ты Косой, распустил руки, двое уже никому ничего не скажут, нам нужны алмазы, а не трупы. Судя по голосу, это прибыл «серый демон».

Он присел рядом со мной.

— Девочка, ты сделала ошибку…Мы все равно получим свое, но теперь ты будешь заложником пока мы не получим алмазы. Скажу сразу — цель операции все равно достигнута, нам нужно было сорвать сделку по приватизации объединения Союзалмаззолото. Соглашение расторгнуто, сделка сорвана. Взятка не дошла до нужных людей, а бесплатно никто шагу не сделает. Более того, заинтересованы многие сильные люди, чтобы раздробить и приватизировать объединение по частям. Твой папаша сбежал за границу. Эти алмазы — наша премия за проделанную работу, и мы не отступим. При этом, деньги там такие, что мы не будем спешить, мы будем держать тебя хоть годы. Но рано или поздно, мы найдем твоего сына, под угрозой его жизни, ты заговоришь.

Обдумай, стоит ли упрямится. Если ты все равно отдашь алмазы нам, рано или поздно, так зачем тебе мучится в заложниках? Отдай и я лично посажу тебя на самолет в Женеву, к отцу.

Говорить, что я ничего не знаю было бесполезно. Так я стала пленницей подвала ужасов.

Меня везли с завязанными глазами, кололи в плечо через одежду, после чего я отрубалась на долгие часы, в минуты пробуждения я нем могла сфокусировать зрение, хотелось пить, все время болела голова.

Очнулась в комнате без окон, кровать, стол, кружка. За низкой перегородкой унитаз, раковина. И потянулись дни моего заключения. Считать дни я перестала быстро — без окна, без смены дня и ночи, не выключающийся электрический свет, дезориентировали. После уколов, допросов и побоев, счет времени потерял смысл. Меня преследовал бред — во сне я видела свекровь, сына и давно уже путала реальность и сон. Я столько раз повторяла мучителям, что бросила сына где-то под забором, что видела это картину перед глазами, и сама поверила этому. Я не мечтала о смерти — мне было все равно.

Мне угрожали «сывороткой правды», опять кололи, не знаю, что за препараты, не помню что я им рассказывала. Похоже мой бред, повторенный неоднократно, убедил их что я сошла с ума.