Черный Леопард, Рыжий Волк

Так что свернул я папаше шею и ушел из дому. Как уже говорил, я не оглядывался: я собственное имя выплюнул у его ворот. Я направлялся в Ку, в деревню, отыскивать то, что отец потерял. Деревня дала мне то, чего он никогда мне не давал, даром что я знать не знаю, что оно было такое. Вот тебе правда. На самом деле не думаю я, что свернул ему шею. Людям, посылающим меня на опасное дело, желательно видеть опасность во мне. Иди спроси их, почему. Но я точно ушел. Голос какой-то, может быть, бесовский, велел: беги, – и я побежал.

Мимо домов, постоялых дворов и приютов для усталых путников за стенами из глины и камня высотой в три человеческих роста. Розоватое оконное стекло поблескивало светом ламп. Я пробежал мимо какой-то таверны, где мужчины болтали, хохотали и щупали буфетчиц, и остановился. Тут недавно отец мой сидел, я чуял запах его подмышек. Чуть поодаль два мужика приваливали третьего к стене, но все трое того и гляди свалиться готовы.

Я поворотил назад. Улица выходила на улицу, и переулок заходил в переулок, а музыка, пьянка и драки втягивались в драки, пьянку и музыку. Я повернул направо, в улочку поменьше, и на бегу наскочил на верблюдицу. Та вздыбилась, хозяин ее ругнулся и хлыстом махнул. Торговки закрывали свои лавки и убирали лотки, запирая вместе с ними ароматы и добродушие. Мужчины толкали маленькие тележки, ослики тянули большие телеги. Мимо шли мужчины в обнимку с мужчинами, женщины несли корзины на головах, старики сидели в дверях, пережидая ночь, как уже пережили день.

Я миновал клетку с курами, устроившими переполох. Настала глубокая ночь, прежде чем я понял, что все дороги ведут меня к центру города. Отец мой говаривал, что грабитель отнимет у тебя даже то ничего, что у тебя с собой. А работорговцы продадут твое юное тело людям за Песочным морем. Еще отец ненавидел разбрасываться денежками и предпочитал пугать меня до смерти, заставляя сидеть дома, чем нанять домработницу. Я, однако, заплутал, а дом был единственным местом, какое я знал. Так что побежал я обратно, но снизил прыть до ходьбы, когда это место стало видно. Я не останавливался. Чья-то тень мелькала в свете лампы. Моя мать. Мальчиковая школа, где я постиг арифметику и миры за солнцем, скользнула мимо меня в ночи. Я миновал дом со ступеньками сбоку, ведущими к другому дому со ступеньками сбоку, ведущими к другому дому, и опять почти заблудился. Что такое путь по жизни без возврата?

Слишком тяжко. Мысли слишком тяжкие. Я бежал от мыслей. И налетел на другого мужчину, только этот ругаться не стал. Широко улыбнулся ртом, полным золотых зубов. «Ты мил, как девочка», – произнес он, что заставило меня остановиться, вглядеться, подумать и побежать. Я пытался выбраться к Восточным воротам. Рядом проходил акведук, я бежал вдоль него и думал о школе, о том, как в начале следующего сухого сезона мне уже срок придет поступать во дворец мудрости, постигать науку небес и искусство чисел. От этого каждый шаг мой был тяжек и ногам стало больно. Северные ворота вели к реке. Восточные ворота вели к лесу, и я должен был добраться до них до того, как стража закроет их на ночь.

Увидев ворота, я решил было повернуть обратно. Мне навстречу скакали семь всадников, и ветер волком выл. Перебранок за день хватило, лошади их галопом проскакали мимо меня, оставив облако пыли. Тут стражники принялись закрывать ворота, и я выбежал из них, пустившись по «Мосту с названием, какого даже старики не помнят». Ни стража, ни всадники не заметили. Если захотелось мне сбежать и примкнуть к грабителям, убийцам и нищим, к какому угодно из порождений ночи, то это было мое дело.

Через каждые триста шагов я срывал с себя по одежке. Из леса выбежал, прежде чем понял это, пробежав до половины тропы. Убийство или колотушка: сбрасывая с себя одежду, я отбросил и осторожность.

Я шагал по открытым землям, что простирались на манер Песочного моря. В ту ночь я миновал мертвый город с обваливающимися стенами. В пустой хижине, где я спал, не было двери и было всего одно окошко. За хижиной высилась гора из камней множества домов. Еды никакой, вода в кувшинах отдавала тухлятиной. Сон пришел ко мне на полу под звуки рушившихся по всему городу глиняных стен.

Давай поговорим о мертвом мальце.

Нет?

А я думал, ты за историей пришел. Думал, ты получишь ее, а не отказ. Правду сказать, промедление со сказанием будет оставлять мальца не таким мертвым.

Рассказывать тебе о себе и выражаться попросту?

Каким я вижу себя?