Черный Леопард, Рыжий Волк

– Так вот они, заколдованные леса, – произнес я.

– Эти леса станут буйными, если ты не заткнешься, – бросил Кава.

Мы прошли мимо державшихся на ветке трех сов, те кивнули малютке-женщине. У меня ноги горели, когда мы наконец-то прорвались в небо. Облачка были хилые, как морозное дыханье, а солнце желтое и скудное. Плавало перед нами в тумане. По правде, оно на ветвях держалось, зато стены к стволам прилаживались и поросли теми же цветами и мхом. Дом, устроенный в дереве под цвет горы. Я так и не понял, возводили дерево вокруг ветвей или ветви проросли, чтобы защитить его. По правде, там было три дома, все из дерева и глины с тростниковыми крышами. Первый был небольшой, будто хижина, не больше чем на шесть голов выше человеческого роста. Вокруг домика бегали дети и залезали в небольшой лаз спереди. Ступеньки вились вокруг дома и вели к дому над ним. Не ступеньки. Выпрямленные ветви образовывали ступени, словно деревья играли их роль.

– Это и есть заколдованный лес.

Ветви-ступени вели ко второму дому, побольше, с огромным лазом вместо двери и тростниковой крышей. От крыши поднимались ступени, ведшие к домику поменьше безо всяких лазов и дверей. Дети влезали и вылезали, смеясь, вопя, крича, визжа, охая и ахая. Голые и измазанные, все в глине или в одежках, какие были им слишком велики. В лаз второго дома выглядывал Леопард. Голый малыш ухватил его за хвост, и он обернулся, сердито ворча, а потом лизнул малыша в головку. Еще больше детишек выбежали встречать Каву. Они навалились на него всей кучей разом, хватая за ногу или за руку, а один даже забрался ему на скользкую спину. Кава засмеялся и опустился на пол, чтоб малыши могли ползать и бегать по нему. Какая-то малютка ползла по его лицу, размазывая белую глину. По-моему, как раз тогда я в первый раз и увидел его лицо.

– Когда-то это было местом, где Король держал жен, какие ему надоели, а заодно и их матерей, – сказал Кава. – Каждый ребенок тут – минги.

Ну, этого он мог бы и не говорить.

– И ты тоже был бы таким, если бы твоя мать верила по старинке, – произнес женский голос прежде, чем я увидел женщину. Голос ее был громким и грубым, будто ей горло песком чистили. Несколько ребятишек убежали с Леопардом. Затем я увидел ее одеяние до полу, одеяние, каких не видывал с самого города: желтое с зеленым узором из извивающихся змей платье колыхалось, и змеи казались живыми. Женщина спустилась по ступеням в комнату, какая на самом деле была прихожей, открытым местом со стеной спереди и сзади, а с боков открытое ветвям, листьям и небесной мгле. Платье доходило ей до полной груди, левую грудь сосал пацан. Красно-желтая повязка делала голову похожей на всполох пламени. На вид она казалась старше, но, когда подошла поближе, я увидел уже виденное не раз: женщина не состарившаяся, а исстрадавшаяся. Пацан сосал истово, закрыв глаза. Она схватила меня за подбородок и заглянула в лицо, склонив голову набок и вперив глаза в глаза. Я попытался выдержать ее взгляд, но отвел глаза. Она засмеялась, отпустила меня, но продолжала пристально смотреть на меня. Бусы за бусами ожерельевой горкой вздымались у нее на шее до самого подбородка. Под нижней губой свисало проколотое в коже кольцо. Двойной узор точечных отметин, изгибаясь над бровями, шел от левой щеки и опускался на правую. Мне этот знак был знаком.

– Ты гангатомка, – сказал я.

– А ты не знаешь, кто ты такой, – отозвалась она. Опустила взгляд и оглядела меня всего, с ног до головы, которая успела зарасти, но не так буйно, как у Леопарда. Смотрела она на меня так, будто я отвечал на вопросы, не раскрывая рта.

– Но что ты можешь знать, крутясь тут с этими двумя парнями.

Она улыбнулась. Оба парня по-прежнему играли с малышней. Малыш сидел у Леопарда на спине, а Кава ухал и глаза сводил, играя с девочкой белее речной глины.

– Такого ты никогда не видел, – сказала она.

– Альбиноса? Никогда.

– Зато название знаешь. Городское образование, – сердито фыркнула она.

– От меня все еще несет городом?

– Ты из мест, где родившийся ребенок не считается проклятием богов, какого бы цвета он ни был. Болезнь приходит в семью, бесплодие приходит к женщине. Так лучше выбросить ее на поживу гиенам и молиться за еще одного ребенка.

– Я из никакого места. У крокодилов на охоте сердца благороднее, чем у ваших людей буша.

– И где же живут благородные сердца, мальчик, в городе?

– Мальчиком как раз меня мой отец зовет.

– Мать богов, да среди нас мужчина!

– Никто не отдает ребенка гиене или грифу. Вызывают сборщицу детей.

– А что твоя сборщица делает с ними в твоем драгоценном городе? Какую пользу извлекли бы из девочки вроде нее? – Она указала на альбиноса, которая хихикнула. – Сперва оповещают, посылая птиц в небо или отбивая в барабаны на земле, может, даже пишут на листьях или бумаге тем, кто прочесть сможет. Сообщают: смотри, мол, мы ребенка-альбиноса поймали. Кто эти люди? Говори мне, маленький мальчик. Ты знаешь, какие люди?

Я кивнул.