Черный Леопард, Рыжий Волк

Она была права. Знать этого я никак не мог, зато почувствовал, как только Сангома высказалась. И не знал, что смогу возненавидеть ее еще больше.

– Бери монеты и отыщи пацана.

Она посылала со мной Леопарда. У него тоже нюх есть, пояснила. Я думал, она собирается отправить меня с Кавой. По виду Леопарда не скажешь, был он доволен или недоволен. Только перед самым нашим уходом я увидел их на крыше третьей хижины: Кава размахивал руками, как сумасшедший, Леопард же выглядел, как обычно. Кава бросил палку, и Леопард молнией взлетел к нему, вцепившись рукой юноше в горло. Кава засмеялся. Леопард отпустил его и пошел прочь.

– Следи, куда этот котяра долбаный ведет тебя, – предупредил меня Кава, когда мы с ним вскоре увиделись.

Я наполнял винные бурдюки водой из реки. И вот что произошло. Я спустился к реке наполнить мехи, потом отыскал красную грязь и белую глину. Провел белую линию, разделив ею лицо. Потом еще одну – прямо по надбровью. Потом красные линии на щеках и по ребрам, которые выдавались все больше, что не так меня беспокоило, как мою мать.

– Он никуда меня не ведет, – отозвался я. – Я иду отыскать того пацана.

– Следи, куда поведет тебя этот долбаный котяра, – повторил Кава.

Я промолчал. Пытался нанести раскраску позади коленей. Кава подошел ко мне сзади и зачерпнул горсть белой глины. Втер ее мне в ягодицы и ноги до колен и ниже, до самых икр. Я не стал говорить ему, что наносил другой узор.

– Леопарды животные хитрые. Тебе известны их повадки? Знаешь, почему они в одиночку бегают? Потому что они даже собственную породу предать готовы, да еще и за добычу, к какой и гиены не притронулись бы.

– Он тебя предавал?

Кава поднял на меня взгляд, но ничего не сказал. Он натирал мои бедра. Мне хотелось, чтоб он перестал.

– После того как вы вдвоем отыщете пацана, он намерен податься в южные земли. Луговые земли сохнут, и добыча портится.

– Если ему хочется.

– Он слишком долго был человеком. Охотники в две ночи его укокошат. Охотиться теперь опасней: полно зверей, что пополам его порвут. А у тамошних охотников отравленные ядом стрелы, и там убивают детей. Там есть звери больше этих деревьев, растут стебли трав, что обожают кровь, звери, какие п…

– Порвут его пополам. Тебе что нужно, чтоб он сделал?

Кава смысл с рук глину и принялся выводить узор на моих ногах.

– Он уйдет от меня, забудет эту женщину и ее проклятых детей. Это он придумал спасать их и сюда приводить, не я. Жить им или помереть – дело богов. Кто живет наверху?

– Я не…

– Она каждый день носит туда еду. Теперь тебя водит.

– Завидуешь.

– Тебе? Да моя кровь – это кровь вождей!

– Я тебе не вопрос задавал.

Он рассмеялся:

– Ты хочешь поиграть в ее темное искусство, и недовольные создания сделают, как ты пожелаешь. Но Леопард идет со мной. Мы возвращаемся в селение. Между нами: мы убили людей, повинных в смерти моей матери.

– Ты говорил, что родных твоих убил ветер. Ты говорил…

– Я знаю, что я говорил, я был там, когда говорил это. Леопард сказал, что как-нибудь он подстроит так, что вы вдвоем найдете пацана. Скажи ему, что ты решил не искать.

– И потом?

– Я все сделаю, чтоб он понял, – произнес Кава.

– В твоем обличье нет будущего.

– Что?

– Кто-то сказал мне на днях, – сказал я.

– Кто? Никто не проходил в этом месте. Ты так же сходишь с ума, как и эта сука. Видел я тебя на крыше той хижины, стоишь, воздух обнимаешь и играешь с ним, как с ребенком. Она заразила это место. Что тебе известно об этом пацане? Что он удрал, потому что он неблагодарный? Она называла его вором? Может, убийцей?

Он встал и смотрел на меня.

– Называла, значит? Место-то для твоих собственных мыслей оставила, или там у тебя одни ее? Ты скоро и сам заговоришь, как она. Пацан побег совершил, – заявил он.

– Ни в одной из известных мне тюрем нет всего двух стен.

– Чего ж он тогда сбежал?

– Он думает, что родители каждую ночь оплакивают его. Что он не минги.

– И кто говорит, что он врет? Сангома? Какое у нее есть доказательство? Ни один из здешних детей еще не вырос настолько, чтобы понимать как-то по-другому. Сангома прожила на деревьях десять лет, так где же дети, что повзрослели? Теперь ты и это животное отправляетесь охотиться за одним таким и вернете его. Что ты сделаешь, когда он скажет: нет, не пойду я обратно с вами?

– Теперь я тебя слышу. По-твоему, и Леопард для нее тоже дурак.

– Леопард совсем не дурак. Его-то я понимаю. Ему все равно. Она говорит: ступай на восток – и он идет на восток, покуда там есть рыба и бородавочники жирные. В душе же своей ему на все плевать…

– Не то что в твоей – яростью так и пышет.

– Вы двое трахались в лесу, – выпалил он.

Я глянул на него.

– Он сказал мне, что учил тебя из лука стрелять. Зверь долбаный, он меня сказками кормил.

Я счел за благо не отвечать. Оставить его в неведении или сказать, мол, ничего подобного не было и не будет, чтоб ему покойней стало? Только еще я подумал: а обделайся все боги с его нуждой в покое.

– Никогда он тебя не полюбит, – обронил Кава.

– Никто не любит никого, – сказал я.