Кадык Серого, похожий на мосластый челнок под синюшной натянувшейся кожей, скакнул вверх-вниз. А потом он посмотрел на меня ещё раз. Так, словно старался запомнить на всю жизнь.
Зря Колян это сказал, — подумал я. — Серый и так боится. А впрочем… Ему виднее.
Я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что ничего не понимаю в местных реалиях. Потому и старался помалкивать.
Интересно: где сейчас Фудзи?..
Серый вёл нас мимо остовов зданий — в фундаментах торчали печные трубы и остатки стен. Мимо застарелых мусорных куч, заросших крапивой. От них ничем не пахло, кроме старого железа и битого кирпича. Кое-где ещё виднелись одичавшие яблони и вишни, но урожая они уже не давали.
Тропинки не было. Но человечек уверенно пробирался сквозь мешанину развалин — я так понял, что это заброшенный пригород. В городе возвели несколько новостроек, и народ перебрался туда — поближе к газовому отоплению, электричеству и горячей воде. К цивилизации.
А это место постепенно ветшало, становясь прибежищем бродячих кошек, вездесущих мальчишек и бомжей.
Сквозь выбитые окна некоторых, почти целых домов, были видны кучи грязного тряпья и шел живой запах: костра, немытого тела и горелой еды…
Наконец наш проводник дал сигнал остановиться. Впереди виднелась серая, крытая шифером крыша какого-то большого строения. Перед ним угадывался пустырь, засыпанный когда-то мелким щебнем. Но теперь сквозь щебень проросла трава, и он не слишком отличался от других пустырей, в которые превратились дворы заброшенных домов.
— Фургон там, внутри, — шепотом сказал Серый, присев на корточки за полуразрушенной, давно облезшей от штукатурки стеной.
Коляну в такой позе было бы неудобно, и он просто стоял, скрывшись за стволом мёртвого дерева. Я же присел рядом с Серым.
— Как нам узнать, что ты не врёшь? — спросил я, стараясь, чтобы в голосе не было слышно никакого акцента.
— А никак, — ощерился проводник. — Но каждые несколько часов он выводит девку на прогулку. Ну, поссать там… — Серый плотоядно ухмыльнулся. — А ещё он покупал в аптеке тампоны. Ну, для баб которые. Крем, салфетки — воттакенный пакет, — он широко развёл руки с не слишком чистыми ладонями.
Молодец Любава, — подумал я. — Загружая тюремщика заданиями, капризничая, требуя прогулок — она осложняет тому жизнь. А заодно оставляет Знаки. Даже при том, что она не может воспользоваться Эфиром, есть много способов дать о себе знать.
А Любава уверена, что её будут искать.
Я отполз назад к Коляну и поднялся на ноги.
— Может, попробовать подобраться поближе и заглянуть в сарай? — спросил я, не слишком дружелюбно косясь на проводника.
— Слишком опасно, — после некоторого раздумья ответил Колян. — Ему, в отличие от нас, терять нечего.
— Ещё как есть, — я пытался спорить. — Бестужев никогда не сдаётся. Он всё ещё уверен, что сможет осуществить задуманное.
Если бы на мне был стэллс-костюм, — пришла мысль. — Я бы с лёгкостью прошел через этот пустырь, и даже зашел в сарай, чтобы убедиться, что фургон на месте…
Но я оставил его в сторожке Коляна. Что толку от этой тряпочки, когда нельзя воспользоваться Эфиром?..
— Смотрите, — позвал Серый.
Мы с Коляном замолчали. Я пригнулся и пополз поближе к проводнику — оттуда было лучше видно пустырь. Телохранитель замер неподвижно, как скала. Не слышно было даже дыхания.
В это время от ворот сарая отделились две тени. Когда они вышли на открытое место, я сразу узнал Любаву. Тонкая фигурка с рыжими волосами, плещущими вокруг головы, как жидкое пламя. Она семенила за более высоким человеком, одетым в кремовый плащ с поднятым воротником. На голове его была шляпа, широкие поля закрывали лицо.
У Любавы были скованы руки — спереди, от наручников тянулась цепочка, за которую то и дело дёргал Бестужев. Ноги тоже были связаны — но не слишком плотно, чтобы она могла передвигаться. Девушка спотыкалась, трясла головой — было видно, что она пытается упираться, идти со своей скоростью. Но спутник ей этого не позволяет.
Через пару секунд они скрылись за углом сарая.
— В туалет повёл, — еле слышно шепнул Серый. — Там кушари. Давно никто не косил. Вот он её туда и… — опять дёрганое движение кадыком. Веки прикрыты сморщенными и тонкими, как у дохлого цыплёнка, веками.
Не говоря ни слова, я сорвался с места и побежал. Услышал за спиной затухающее ворчание Коляна, но даже не оглянулся. Он должен понимать: это единственный шанс проникнуть в сарай. Пока Бестужев занят Любавой, которая, я надеюсь, будет громко шуршать травой, тянуть время и жаловаться на всё подряд — хотя бы в надежде на то, что её услышит кто-то посторонний — я смогу устроиться где-нибудь в сарае.
Такие помещения не бывают абсолютно пустыми. Наверняка там в изобилии валяется старая рухлядь, в которую я смогу зарыться, и подождать.
Серый сказал, что Бестужев временами уходит в город… Почему он спрятался именно здесь, в Орехове? — мысль мелькнула, и пропала. Я уже подбегал к сараю.