Чёрный обелиск

— Скоро ты будешь вместе с Эдуардом проклинать нас за наши дешевые талоны на обеды.

— А они у вас еще есть?

— Есть. На полтора месяца.

Герда смеется.

— Я не буду вас проклинать. Тем более что вы их в свое время честно купили.

— Это наша единственная удавшаяся биржевая операция. — Я смотрю вслед Герде, которая уносит посуду со стола. — Я отдам свои талоны Георгу. Сам я больше не приду в «Валгаллу».

Она поворачивается. На губах у нее улыбка, но глаза смотрят серьезно.

— Это почему? — спрашивает она.

— Не знаю. Не хочу. Но может, все же приду как-нибудь.

— Конечно, придешь! Почему бы тебе не прийти?

— Да, почему бы и не прийти? — говорю я без энтузиазма.

Снизу доносятся приглушенные звуки электрического пианино. Я встаю и подхожу к окну.

— Как быстро прошел этот год, — говорю я.

— Да, — отвечает Герда и прислоняется ко мне. — Закон подлости! — бормочет она. — Как только кто-нибудь в кои-то веки понравится, так обязательно такой, как ты, — который ну совсем тебе не подходит... — Она отталкивает меня. — Ну иди уже! Иди к своей небесной возлюбленной! Ничего ты не понимаешь в женщинах!

— Да, ничего.

Она улыбается.

— И не пытайся, детка. Так будет лучше. А теперь иди! Вот, возьми.

Она достает монету и протягивает ее мне.

— Что это? — спрашиваю я.

— Один человек, который переносил людей через реку. Приносит счастье[35].

— А тебе он принес счастье?

— Счастье? Как тебе сказать? Может быть. Ну ладно, иди.

Она выталкивает меня из комнаты и закрывает дверь. Я спускаюсь по лестнице. Во дворе мне попадаются навстречу две цыганки. Они теперь участвуют в развлекательной программе кабачка, сменив борчих, которые давно уже уехали.

— Не желаете узнать свое будущее, молодой человек? — спрашивает одна из них, та, что моложе. От нее пахнет чесноком и луком.

— Нет, — отвечаю я. — В другой раз.

У Карла Брилля царит небывалый накал страстей. На столе высится куча денег. Судя по ее размеру, это триллионы. Противник хозяина — мужчина с тюленьей головой и маленькими ручками. Он только что проверил, крепко ли забит гвоздь, и возвращается на место.

— Еще двести миллиардов! — заявляет он звонким голосом.

— Принято! — отвечает Карл Брилль.

Участники «дуэли» кладут хрусты́ на стол.

— Еще желающие? — спрашивает Карл.

Желающих больше нет. Ставки слишком высоки. Карл взмок от волнения, но держится уверенно. Он играет сорок против шестидесяти. Разрешив Тюленю еще разок стукнуть по гвоздю деревянным молотком, он изменил соотношение ставок в свою пользу. До этого было пятьдесят на пятьдесят.

— Вы не сыграете нам «Вечернее настроение»[36]? — спрашивает меня Карл.

Я сажусь за пианино. Вскоре появляются фрау Бекман в своем светло-розовом кимоно. Сегодня она меньше похожа на величественную каменную статую: горный массив ее бюста грозно вздымается, как от мощных подземных толчков. Взгляд тоже изменился. На Карла Брилля она не смотрит.

— Клара, — говорит Карл. — Ты знаешь всех этих господ, за исключением господина Швайцера. — Он делает элегантный жест. — Господин Швайцер...

Тюлень кланяется с удивленным и несколько озабоченным выражением, косясь на деньги и железобетонную Брунгильду[37]. Гвоздь обматывают ватой, и Клара принимает стартовую позицию. Я исполняю двойное тремоло и резко обрываю игру. Воцаряется тишина.

Фрау Бекман спокойна и сосредоточена. Потом ее тело дважды содрогается. Она вонзает в Карла бешеный взгляд и произносит, сквозь зубы:

— Сожалею! Не получилось.

Она отходит от стены и покидает мастерскую.

— Клара!! — кричит ей вслед Карл.

Она не отвечает. Тюлень разражается торжествующим хохотом и начинает сгребать деньги. Потрясенные собутыльники Карла безмолвствуют. Карл Брилль издает тяжкий стон, бросается к гвоздю и возвращается к столу.

— Одну минутку! — говорит он Тюленю. — Одну минутку! Мы еще не закончили! Мы спорили на три попытки. А было только две!

— Нет, три.

— Вам трудно судить, вы в этом виде спорта новичок! Было две попытки!

Карл уже обливается потом, как будто только что выскочил из ванны. Его собутыльники вновь обретают дар речи.

— Да, две! — подтверждают они.

Разгорается спор. Я не слушаю. Я чувствую себя как на чужой планете. Это настолько острое, болезненное и страшное чувство, что, когда я вновь обретаю способность воспринимать голоса, я с облегчением вздыхаю. Тюлень, воспользовавшись ситуацией, заявил, что готов признать третью попытку в обмен на изменение условий игры: тридцать против семидесяти в его пользу. Мокрый как мышь Карл согласен на все. Насколько я могу судить, он поставил на кон полмастерской, включая станок для прошивки подметок.

— Вставайте! — шепчет он мне. — Пойдемте со мной наверх! Мы должны ее уговорить! Она это сделала нарочно!

Мы поднимаемся по лестнице наверх. Фрау Бекман ждала Карла. Она возлежит в кимоно с фениксом на кровати, возбужденная, неотразимо-прекрасная для любителей толстых женщин, и готовая к бою.

— Клара! — шепотом обращается к ней Карл. — Ну зачем ты так? Ты же сделала это специально!

— Да? — откликается та.

— Конечно! Я знаю! Клянусь тебе...