Черный орден

– Я честно признаюсь, что большая часть доводов в пользу акта творения ошибочна. Они противоречат второму закону термодинамики, их статистические модели не выдерживают критики. Список можно продолжать долго. Однако наука не всегда способна дать ответ на наши вопросы.

Лиза кивнула. Ее и саму всегда удивляло соседство лженауки с эволюционизмом. Она задумалась об этом впервые еще на уроках биологии в старших классах. В этой трясине не всякий кандидат наук разберется, не то что школьник.

– Как уже сказано, – продолжала Анна, – у последователей акта сознательного творения есть один аргумент, который действительно заслуживает внимания.

– Какой именно?

– Случайный характер мутаций. Одна лишь возможность мутаций не произвела бы так много положительных изменений за изучаемый отрезок времени. Много ли врожденных дефектов вам известно, которые привели бы к положительным модификациям?

Лиза и прежде слышала подобные аргументы: «Жизнь развивалась слишком быстро, случайностью это не объяснить».

– Эволюция – процесс не случайный, – возразила Лиза. – Естественный отбор уничтожает тех, кто подвергся нездоровым изменениям. Лишь более совершенные организмы способны передавать гены по наследству.

– То есть выживают наиболее приспособленные?

– Или достаточно приспособленные. Изменения в итоге не всегда дают совершенство. Даже заметное улучшение свойств – уже преимущество. А через несколько сотен миллионов лет небольшие преимущества превращаются в то биоразнообразие, которое мы наблюдаем сегодня.

– За сотни миллионов лет? Да, хорошо иметь в своем распоряжении столь значительный отрезок времени. А что вы скажете о скачках эволюции, когда за ограниченное время происходили огромные изменения?

– Полагаю, вы говорите о кембрийском периоде? – уточнила Лиза.

Кембрийский период действительно был одним из самых сильных аргументов сторонников креационизма. Период продолжался сравнительно недолго, всего около пятнадцати миллионов лет[31]. Однако в течение этого времени произошла вспышка увеличения численности новых форм жизни: множество видов губок, моллюсков, медуз и трилобитов словно упали с небес.

– Нет. Изучение окаменевших остатков дает немало подтверждений тому, что «внезапное возникновение» беспозвоночных не было столь уж неожиданным. Еще в докембрийском периоде существовало предостаточно губок и червеобразных многоклеточных. Разнообразие форм жизни в этот период можно объяснить появлением в генетическом коде генов Хокса.

– Генов Хокса?..

– Группы из четырех-шести генов появились в генетическом коде перед началом кембрийского периода. Считается, что они контролируют эмбриональное развитие, определяют правую и левую половины основных частей тела. Дрозофилы, лягушки, люди – все имеют одни и те же гены Хокса. Вы можете изъять ген Хокса у дрозофилы, внедрить его в ДНК лягушки, и он будет отлично функционировать. Эти гены – фундаментальные «включатели» развития эмбрионов. Малейшее изменение в генах Хокса создает совершенно новые формы организмов.

Не уверенная, к чему клонит Анна, Лиза все же прониклась уважением к ее глубокому знанию предмета. Да, сильный соперник. Если бы Анна была ее оппонентом на научной конференции, Лиза просто наслаждалась бы дебатами. Однако сегодня приходилось постоянно напоминать себе о том, с кем она говорит.

– Итак, развитие генов Хокса непосредственно перед началом кембрийского периода объясняет нам столь значительную вспышку разнообразия форм. Однако гены Хокса не объясняют других аспектов быстрой – почти целенаправленной – эволюции.

– Каких, например?

Дискуссия становилась все более интересной.

– Например, березовые пяденицы. Вам известна их история?

Лиза кивнула. Анна привела один из излюбленных аргументов представителей лагеря противников. Бабочки березовой пяденицы обитают на березах и имеют пятнисто-белую окраску, помогающую слиться с корой дерева, благодаря чему их не поедают птицы. Когда в районе Манчестера начали разработку угольных пластов и стволы берез почернели от пыли, белые бабочки стали заметной и легкой добычей для птиц. Однако популяция изменила свою обычную окраску на черную всего за несколько поколений и вновь стала незаметна на потемневших стволах берез.

– Если мутации носят случайный характер, – убеждала Анна, – то черная окраска появилась удивительно вовремя. Если это событие случайно, то почему наряду с черными не появились красные, лиловые, зеленые бабочки? Или, например, двухголовые?

Лиза с трудом сдерживалась.