Черный пробел

Время было уже позднее, когда между затихшими и погруженными во мрак домами Банного переулка разнесся гулкий отзвук шагов. Воровато озираясь, быстро шел, почти бежал, какой–то человек. По фартуку в нем угадывался дворник. Когда человек свернул на главную улицу, где еще горели кое–какие огни и не все фонари были побиты пьяными бандитами, жители дома № 1 могли бы признать в нем своего дворника Мустафу. Часом раньше Мустафа заметил, что какие–то люди в сумерках пробираются через палисадник, с треском ломая кусты. Раньше он прикрикнул бы на них, но рассудил, что в теперешние времена это опасно. Повинуясь любопытству, он прокрался вслед за незнакомцами в дом через черный ход и увидел, что они подошли к двери в подвал и несколько раз постучались. Дверь со скрипом отворилась, в черном проеме вспыхнула спичка, и Мустафа с удивлением узнал в обитателе подвала председателя домкома пенсионера Парамонова. Один за другим неизвестные проскользнули в подвал, и при дрожащем свете спички Мустафа разглядел, что в руках у них были какие–то мешки. Пропустив всех, Парамонов оглядел коридор, но Мустафа прижался к стене, и его не заметили. Дверь закрылась, и в замке лязгнул ключ. Во двор Мустафа вышел, обуреваемый самыми беспорядочными мыслями. Он ма–щинально взял метлу и несколько раз вяло провел ею по асфальту. Тут до его слуха донеслись обрывки разговора старух, сидевших на лавочке у подъезда. «Ограбили… Уйму деньжищ взяли… Главный–то наш, слыхать, бесится», — тараторили старухи. Из всего слышанного Мустафа сделал вывод, что в этот день милиционеры, сиречь бандиты и грабители, сами были кем–то ограблены. В бесхитростную голову Мустафы неожиданно проникла поразительная догадка. Он подумал, что незнакомцы, скрываемые Парамоновым, наверняка причастны к ограблению, а мешки, в которых что–то топорщилось и шуршало, скорее всего набиты деньгами. Перед внутренним оком Мустафы замаячила соблазнительная картина: вот Ганюк, мельком виденный им как–то раз на центральной площади, целует его в лоб и со слезами на глазах вручает ему мешок с деньгами; вот Мустафа, в шальварах и в халате, лежит на груде подушек, полуголые красотки пляшут перед ним под звуки флейты, и одна из них протягивает ему на золотом подносе бутылку водки, стакан и крепенький соленый огурчик. Мустафа сглотнул слюну и зажмурился, а когда открыл глаза, решение было уже принято. Он даже не отнес метлу в дворницкую, а швырнул ее тут же на землю и поспешил в УВД. Часовые у ворот сперва не хотели его пропускать, но вертевшийся тут же Барабан в беспорядочной речи Мустафы, то и дело перемежавшейся татарскими словами, уловил зерно здравого смысла. «Пошли», — сказал Барабан. Они шли к Хрякову, так как Ганюк в данное время спал. Мустафа со страхом поспевал за своим провожатым по бесконечным гулким коридорам, кое–где скупо освещенным лампочками без абажуров. На поворотах им попадались дежурные бандиты, дремавшие с винтовками в руках. От Барабана удушливо пахло водкой и чесноком. Мустафа уже стал жалеть, что ввязался в эту историю, но тут Барабан взялся за ручку какой–то двери, поманил к себе Мустафу и, распахнув дверь, впихнул его в кабинет. Хряков поднял голову от бумаг, представлявших собой в основном указы о реквизиции, начинавшиеся со слов «немедленно выдать подателю сего..» и кончавшиеся словами: «саботирующие настоящее распоряжение подлежат немедленной ликвидации». Выслушав Мустафу, Хряков переглянулся с Барабаном. «Побегу к шефу», — сказал он и поднялся из–за стола. «А с этим что делать?» — спросил Барабан, указывая на Мустафу. «Отпусти, хрен с ним», — сказал Хряков. Мустафу снова провели по коридорам, по двору, подвели к воротам и вытолкали на улицу. Некоторое время дворник стоял неподвижно, тупо уставившись в землю. Затем он медленно поднял взгляд на Барабана и негромко спросил: «А деньги?» Увидев его глаза, Барабан попятился. «Иди, иди, пока цел», — проворчал он, на всякий случай нащупывая в кармане пистолет. Мустафа повернулся и неверной походкой прошел десяток шагов, а затем вдруг сорвал с головы шапку, швырнул наземь и принялся ее топтать, грязно браня бандитов и Ганюка по–русски и по–татарски. Барабан вытащил пистолет, раздался выстрел, и Мустафа, оставив шапку, бросился бежать к подворотне. Вслед ему открыла огонь вся охрана, но Мустафе удалось скрыться.

Глава 5