Черный русский. История одной судьбы

Среда прошла относительно спокойно. Все государственные учреждения были открыты и работали. После заката покой нарушали только треск стрельбы и взрывы ручных гранат – это городские криминальные элементы и большевики приступили, как обычно, к своим ночным грабежам и налетам. Во внешних и внутренних гаванях французские и прочие союзнические военные корабли спокойно стояли на якоре. В биваках греческих, сенегальских и алжирских зуавских полков было тихо.

Затем почти случайно Дженкинс узнал невероятную новость. Около десяти часов вечера Пиктон Багге, британский торговый атташе в Одессе, явился к нему со срочной и конфиденциальной информацией. Он слышал от капитана корабля Его Величества «Скёрмишер», стоявшего в порту торпедного катера, – а капитан, в свою очередь, узнал это от французского адмирала в Одессе, – что французы решили оставить город.

Дженкинс был потрясен – и не только тем, что д'Ансельм солгал ему; французское отступление означало, что через считаные дни в Одессу войдут большевики. Дженкинс также понимал, что, едва об этом станет известно, огромное число «белых» русских беженцев из Москвы, Петрограда и других северных мест пустится в бегство – из страха, что их вырежут большевики. Путь по суше будет отрезан, спастись можно будет только через Черное море, а кораблей на всех не хватит. Ему нужно было срочно разместить свою группу на борту, пока еще было время.

* * *

Большинство американцев, застрявших в Одессе, приехали в Россию по деловым вопросам и благотворительным делам, которые были хорошо известны Дженкинсу. Но явившийся к нему чернокожий не был похож ни на кого из тех, кого он когда-либо встречал в России. Мужчина назвался Фредериком Брюсом Томасом и заявил, что он – американский гражданин, владеющий ценной недвижимой собственностью в Москве. Как он объяснил, несколькими месяцами ранее, когда он бежал поездом из Москвы, у него украли паспорт, а другого документа, удостоверяющего личность, у него нет; не было таких документов и у его жены-шведки и четверых детей. Теперь он обращался в консульство за протекцией для себя и своей семьи, право на которую ему давало его американское происхождение.

Фредерик рассчитывал, что черный цвет кожи и южный акцент удостоверят его личность не менее убедительно, чем любая официальная бумага. Но при этом он не мог не знать, что помощь, которую может оказать Дженкинс, сопряжена с риском – получить обратный билет в мир американского расизма. За последние двадцать лет каждый раз, когда Фредерик подавал заявление на продление паспорта в Западной Европе или в России, представители американского консульства делали в нем отметку о цвете кожи; европейцев же и русских, напротив, такие вопросы как будто не беспокоили.

Но на сей раз Фредерик рисковал еще больше. Он скрывал нечто очень важное о себе, когда встретился с Дженкинсом, и боялся разоблачения. Четырьмя годами ранее, вскоре после начала Великой войны[1], Фредерик стал – небывалое, кажется, дело для черного американца – подданным Российской империи. Тем самым он автоматически лишился права на американское гражданство, а значит, больше не имел ни законного, ни морального права на американскую протекцию. Но Фредерик не сообщил консульству Соединенных Штатов в Москве о том, что сделал, и, насколько он знал, Министерство иностранных дел Российской империи, представившее его заявление на утверждение царю Николаю II, также не уведомляло посольство Соединенных Штатов в Петрограде. Таким образом, ни Дженкинс, ни какой-либо другой американский чиновник в России или Вашингтоне не могли знать правды.

Фредерику повезло: у Дженкинса не было оснований усомниться в его рассказе. За минувший год многие из тех, кто бежал из большевистской Москвы, пережили куда большие неприятности, чем кража документов. Поездам, что грохотали по не знающим закона и истерзанным войной российским просторам, беспрестанно угрожало нападение вооруженных группировок, как политических, так и криминальных, которые безвозбранно грабили и убивали пассажиров. А поскольку черные американцы были в России редкостью, Дженкинс не мог даже допустить, что Фредерик был кем-то не тем, за кого себя выдавал, пусть он, Дженкинс, и не слышал никогда о его, Фредерика, невероятной карьере богатого антрепренера в Москве. Консул решил, что красноречивый, солидный, среднего возраста чернокожий мужчина с широкой улыбкой – американец, хотя и указал в своем официальном докладе для Государственного департамента, что «м-р Фредерик Томас» – «цветной». Дженкинс добросовестно внес его вместе с женой и четырьмя детьми в список тех, кого он должен будет посадить на корабль.