Черный русский. История одной судьбы

Наконец на следующее утро, в пятницу 4 апреля, д'Ансельм дал в одесских газетах объявление о немедленной эвакуации. Русский морской офицер, князь Андрей Лобанов-Ростовский, стал свидетелем того, что творилось в «Лондон-отеле», когда люди услышали новость и вдруг поняли, что им нужно получить от французов выездные визы, чтобы подняться на борт:

Тотчас воцарился бедлам. <…> Вестибюль был наполнен людьми, они буйно жестикулировали. Лифты были перегружены. Два потока людей, устремившихся вверх и вниз по лестнице, встречались на площадках между этажами, где начинались массовые драки. Женщины, попав в толчею, пронзительно визжали, а с лестничных пролетов сыпались чемоданы прямо на головы тем, кто находился внизу в вестибюле.

К этому хаосу добавлялось еще то, что яростная толпа, собравшаяся на улице, пыталась пробиться в гостиницу. Отряд французских солдат с ружьями наготове занял позицию в вестибюле за запертыми дверьми. С большим трудом, «рискуя быть раздавлен», Лобанов-Ростовский протолкнулся на верхний этаж, где ему «удалось миновать несколько сотен людей, которые колотились в двери занятых штабом комнат, требуя выдать визы». Попав внутрь, он получил письменный приказ, разрешающий ему подняться на борт корабля, отплывающего тем же утром; после чего он сбежал через заднюю дверь и поспешил в порт. Пароход, на который пустили Лобанова-Ростовского, оказался тем самым кораблем, что выделили для иностранцев («Императором Николаем»), и его мемуары проливают свет на судьбу, которую он разделил с Фредериком.

В порту паника была еще страшнее, ведь корабли, которые должны были отвезти беженцев в безопасное место, находились не только в пределах видимости, но и почти в пределах досягаемости. По словам Дженкинса, «сумятица была неописуемая». Десятки тысяч гражданских стекались толпой по улицам из верхней части города и заполняли причалы, пытаясь пробраться через вооруженный союзнический караул, едва справляясь с багажом и размахивая документами в воздухе.

Дисциплина во французских колониальных войсках, как и вообще у союзников, с самого начала была неважная. Внезапная эвакуация расшатала ее окончательно. Греческие солдаты в доках топорами разбивали у новых автомобилей двигатели и сталкивали их в воду, чтобы те не достались большевикам. Кук видел, как пьяные солдаты разграбляли припасы, которые они должны были эвакуировать, а офицеры просто стояли и спокойно смотрели на это. Перед самым отплытием британский капитан заметил, как несколько пьяных французских солдат – сенегальцев схватили двух юных русских девушек и затолкали их, визжащих, в сарай. Он вмешался – и смог посадить девушек на борт своего корабля. Когда он вслед за ними поднимался по мосткам, один из солдат подбежал к борту с винтовкой и выстрелил в него, но промахнулся.

Наконец, перед рассветом в воскресенье, 6 апреля 1919 года, «Император Николай» снялся с якоря и взял курс на Константинополь – это четыреста миль по Черному морю. Большевистские войска уже входили в Одессу. Они представляли собой дикую банду оборванцев, всего-то из трех тысяч человек. Даже несмотря на то, что их поддерживали многие вооруженные рабочие в городе, французская эвакуация десятков тысяч солдат перед лицом столь слабой силы выглядела особенно трусливой.

Для находившихся на борту русских это был глубоко волнующий момент. По мере того как «Император Николай» уходил во тьму, последний след их родины исчезал за кормой. Электрическая станция в Одессе не работала, и в городе не было видно других огней кроме красных вспышек пожаров, начинающихся в разных кварталах. Случайные крики и выстрелы, которые можно было слышать возле берега, уже корабля не достигали – было слышно только, как гудят двигатели и как шепчутся и шаркают ногами по палубе пассажиры. Море было спокойным.