Молодая женщина смотрела на сгустившиеся за окном метельные сумерки и ждала прихода Ильи. Ждала присутствия, но не теплоты. Отношения с мужем нельзя было назвать плохими, они почти перестали существовать. Он жил своей жизнью, она – своей. “Как дела на работе?” – “Нормально”. – “Как здоровье дочки?” – “Без перемен”. Это напоминало перекличку “пароль – отзыв”, и ничего за этими фразами не было: ни ее интереса к его работе, ни его заботы о ребенке. Муж служил декорацией, не более, но, как ни странно, эта декорация помогала разыгрывать действо на сцене.
Девочка закряхтела, Катя подошла к кроватке. Постепенно тихие всхлипывания переросли в отчаянные рыдания. Судороги!
Женщина бросилась к пузырьку с лекарством и едва нацедила пол-ложечки. “Сейчас закроется аптека, а впереди еще ночь, – лихорадочно соображала она, – придется бежать с Машкой, Илью ждать безнадежно”. Мать быстро натягивала одежду, ругая себя за то, что не запасла лекарство. Судороги безжалостно скрючивали тело малышки, она захлебывалась в крике.
Нил столкнулся с ними на лестнице.
– Ты куда? – он недоуменно смотрел на растрепанную соседку с разрывающимся от крика свертком в руках. – Что-то случилось?
– Ребенку лекарство, я в аптеку… – невнятно пролепетала Катя.
Вид у нее был такой, что тронул бы и каменное сердце. А у Нила сердце было самое обыкновенное, поэтому он предложил:
– Давай я сбегаю.
– Возьми рецепт, – сразу согласилась соседка, сунув ему в руку бумажку.
Нил бежал в незастегнутой куртке по развезенному от мокрого снега Невскому, мимо светящихся окон кафе и магазинов. Машины, скользкие, как рыбки, сбивались в косяки на перекрестках, а он с огромной скоростью рассекал сырой, по-подвальному затхлый питерский воздух.
В аптеке Нил из любопытства спросил:
– От чего лекарство?
– Противосудорожное.
– Зачем оно ребенку?.. – протянул он, начиная что-то подозревать.
– Папаша, врач знает, что выписывать! – фармацевт спешила закрыть входную дверь.
Запыхавшийся Нил передал пузырек соседке и невольно замешкался. Он оглядел знакомую комнату Марии Васильевны и заметил, что Катя почти не меняла обстановку. Все так же белели кружевные салфетки, бегемотом возлежал обшарпанный кожаный диван, а по углам застенчиво таились тонконогие этажерки. Только теперь повсюду валялись пеленки и ползунки.
Дрожащими руками Катя влила в раздираемый криком рот вторую ложечку, и Маша начала потихоньку успокаиваться.
– Что с ней?
И кто его дергал за язык?!
Катя отвернулась, собираясь с духом, потом глухо отчеканила:
– У нее тяжелая врожденная болезнь…
Вот тут бы ему взять да и уйти, а он снова ляпнул то, о чем думал:
– Она не видит?
– Да, да, не видит и расти перестала, хотя ей скоро полгода, – Катя выдохнула эти слова и как-то сразу обмякла. – Поначалу мы ничего не знали, до трех месяцев она вела себя, как все дети. В роддоме врачи не заметили отклонений. И вдруг свекровь заподозрила, пригласила знакомого педиатра. Дальше пошло-поехало – одно не в порядке, другое… – несчастная потрясла медицинской картой. – Прописали кучу лекарств, да что толку…
Нилу стало неловко, он потихоньку двинулся к двери, мысленно ругая себя: “Какое тебе дело, чего суешься в чужую жизнь?”
– Не уходи! – женщина умоляюще посмотрела ему вслед. – Посиди немного.
Он покорно вернулся и сел у стола. “Кажется, я влип”.
– Понимаешь, мне почти не с кем об этом поговорить. Тихо схожу с ума, а муж делает вид, что все в порядке. И я изо всех сил делаю вид… но это не всегда удается, – крошечная батистовая распашонка треснула в ее руках пополам. Катя горько усмехнулась. – Я не жду ни от кого жалости, просто хочу почувствовать, что еще жива, и жива не напрасно. Хочешь чаю?
– Давай, – обреченно кивнул Нил.
Катя поставила ему чашку и, взглянув на часы, подумала, что будет неплохо, если Илья сегодня задержится дольше обычного.
– А может, это и правильно. Сильные живут своей жизнью, а убогие – своей, – она опустила голову. – У меня такое ощущение, что нас с Машей вытесняют в невидимую резервацию. Несчастье отпугивает людей, они боятся, что оно переползет на них, как лишай. А впрочем, я не имею права жаловаться. И ты меня не жалей, просто посиди за компанию, а то грустно сегодня как-то.
Нил понял, что бедняжка в этот вечер особо нуждается в паре свободных ушей, и щедро их предоставил. В его душе шевельнулось смутное подозрение, что все их предыдущие разговоры и встречи не так уж случайны. Это было удивительно и непонятно. Она ведь не походила на женщину, за которой хотелось бы поухаживать. Скорее потерянная мамаша, которая повсюду таскается со своим младенцем. Как теперь выясняется, тяжело больным.
Еще тогда, в кафе, Нил почувствовал в ребенке какую-то ненасыщенность жизнью. Он бросил взгляд в кроватку: красивое кукольное личико девочки застыло во сне. Маленькое, почти ненастоящее существо мучилось, едва начав жить. В этом было что-то чудовищное.
Катя подошла к спящей и слегка поправила одеяло.