Черный шар

Сочный июльский день пенился и брызгал сотнями ароматов и цветов. Шквал зелени поглотил развороченные дворы, пыльные дома и унылые лица. Подобно тропическому цветку, город открылся солнцу до самых потаенных уголков и трещин. Князь полдня и знойного лета незримо присутствовал на раскаленных набережных и проспектах, заросших крапивой задворках и томящихся от жары крышах. Солнце, гораздо более древнее, чем все, что удавалось откопать археологам, в который раз давало понять, что именно оно – начало и конец всего живущего на земле…

Катя с ребенком на руках сидела на скамеечке больничного парка. Медсестры вывозили на каталках лежачих больных. Солнечный свет падал на лица сынов человеческих – идиотичные и блаженные, и они принимали его как благодать.

В больнице остро чувствуешь, что кроме жизни есть еще и смерть.

Ее приближение обставлено капельницами и искусственным светом операционной, буднично и по-деловому. И врачи кажутся жрецами, знающими особую тайну, позволяющую каждый день бороться с человеческой немощью.

– Каким оно будет, следующее лето без меня? Я хочу знать, – девчушка лет двенадцати настойчиво дергала медсестру за халат. – Ну, скажи, каким оно будет?

– Солнечным…

Машенька улыбалась бессознательно-счастливо, как это бывает во сне, и трогательно прижималась к матери. Катя не сомневалась – дочка узнает и любит ее. Обе они, по сути несчастные существа, вдвоем составляли нечто почти счастливое. Внешний мир, как ни странно, только мешал их счастью, напоминая о том, каким оно должно быть, а каким – нет. Все в этом благоустроенном для нормальных людей обществе ранило душу Кати. Каждое его прикосновение было сравнимо с ожогом. “Как ребенок, давно вас не видели?..”, “Да неужели?..” – жалость на лицах убивала. Сочувственные взгляды, откуда б они ни направлялись, Катя отбивала щитом напускного спокойствия.

О, люди, уверенные в своем благополучии, помните, что нет ничего вечного, кроме света звезд. Тех, что светят сейчас, и тех, что будут светить потом, и еще тех, что светили задолго до ныне существующих…

В клинике среди женщин с недужными детьми Катя впервые почувствовала, что не одинока в своем горе. Поначалу она не могла понять, как матери, годами ухаживающие за безнадежными, порой совершенно неподвижными, отпрысками, не перестают улыбаться, подкрашиваться по утрам и спать по ночам. Узнав о болезни Маши, она отвыкла делать эти простейшие вещи и теперь в больнице училась заново. Пожалуй, самым трудным оказалось не задавать себе по сто раз в день один и тот же вопрос: “А что будет завтра, через месяц, через год?” Хотя болезнь считалась неизлечимой, Маша могла прожить еще лет десять. Только что это будет за жизнь, если сейчас годовалая девочка выглядит не больше четырехмесячной?

Конечно, втайне все родители не переставали надеяться на чудо. На скамеечках парка из уст в уста пересказывались удивительные истории излечения подопечных знаменитого хирурга. Больным гидроцефалией профессор делал шунтирование, обеспечивая отток лишней жидкости из-под черепной коробки. Мозг начинал свободно расти, и дети после удачных операций не страдали умственной отсталостью. Один из первых прооперированных пациентов уже собирался в школу. Однако предсказать дальнейшее будущее малыша никто не решался.

Люди растят детей в надежде увидеть и пожать плоды своих трудов. Кате же надо было научиться любить, не требуя ничего взамен – ни сейчас, ни потом. И она научилась любить Машеньку, не ища в любви ничего, кроме этой самой любви. Странно, но она по-своему была счастлива. Полгода назад, выслушав приговор врачей, Катя испытала ненависть за случившееся ко всему миру. Горечь захлестывала ее. Но теперь осознание своей доли как единственно возможной успокоило женщину. Она смирилась, но многих вокруг это почему-то продолжало затрагивать – “Она не оценит твой подвиг”, “Для Маши не существуешь ты, не существует мир…”, “Ради чего ты с ней возишься?”. Мать не могла им объяснить, ради чего, но это был вовсе не подвиг. Катя нуждалась в дочери не меньше, чем дочь нуждалась в ней. Бросить все и начать новую жизнь она не могла, зная, что Маша лежит, никому не нужная, и смотрит в пустоту невидящими глазами, не получая даже крохи тепла.

Обследование проходило медленно, а впрочем, торопиться не было причин, так как болезнь протекала не в острой форме. Маше ставили капельницы, проводили облегчающую терапию. Профессор, собиравшийся делать операцию, старался излишне не обнадеживать Катю. Да и сама она решила теперь не загадывать, а положиться на то, как Бог даст.