Грудь Слоун высоко вздымалась. Ей казалось, что сердце ее тоже раздулось, стало больше. Она уже давно прекратила делать минет во имя феминизма, но сейчас заново переоценивала эту позицию.
– Так что же, по-вашему, натворила моя дочь? – спросила Слоун, сердито поглядывая то на директора, то на мистера Тулли. – После того как попыталась убедить обидчика прекратить, а потом отправилась за помощью к учителю, который отказался ей помочь? Что же ей, по-вашему, оставалось делать? – Она так и не дождалась ответа. – Похоже, все ваше поведение было направлено на то, чтобы она сама приняла решение? Смириться? Позволить этому недоумку лапать ее, совать свои поганые руки в ее шорты, потому что это забавно, потому что никто не остановит его, потому что ему так хочется?! И не сопротивляться? Таков был примерный сценарий? – Огонь в глазах, резкий голос, раздутые ноздри… хорошо, что здесь не было видеокамер, которые могли отснять отличный эпизод для триллера или фильма ужасов. Правда, был Дерек, который, конечно же, прокомментирует это позже. Хотя нет, на самом деле Слоун видела, как он наблюдает за ней, как ловит каждое ее слово… Как светятся его глаза!
– Мы просто пытаемся донести до вас, что насилие никогда не должно становиться ответом, – сказал директор. – Оно не доводит до добра.
– А, ну что ж, приятно слышать. Но насилие над маленькими девочками – это что, по-вашему, серая зона? То есть вполне допустимо? Прекрасно! С какой же легкостью мы к этому относимся! Только, сдается мне, вы сильно ошибаетесь насчет того, кто здесь совершал насилие, а кто пытался себя защитить. Эбигейл, забери свои вещи, пожалуйста, – сказала Слоун, не отводя взгляда от двух взрослых мужчин на другом конце комнаты.
Эбигейл поднялась со стула и взяла лежащие на полу рюкзак и контейнер для завтраков.
Дерек распахнул двери.
– И никогда не смей ее трогать. – Слоун указала пальцем на Стива. – Слышишь меня?
Стив не мог оторвать глаз от наводящих ужас теннисных туфель. Потом его глаза забегали по сторонам.
– Не буду, – буркнул он в ответ.
Под ярким солнцем асфальт парковки превратился в тефлоновую сковородку, которую поставили на включенную плиту. Слоун тяжело дышала, словно только что выиграла боксерский поединок. Заходила кругами, уперев руки в бедра. На шее у нее вздулась вена.
– Ну и нервы у них, – воскликнула она, встряхнув руками. И так несколько раз, пока наконец не отдышалась и не остановилась, поглядывая на свою маленькую семью. Ради которой готова была на все.
– Ты точно не злишься на меня? – спросила Эбигейл, поправив на спине свой огромный и тяжелый рюкзак. Она больше не плакала, но нижняя губа все-таки дергалась.
– Нет, – ответил Дерек. – Никто на тебя не злится. – И потрепал ее светлые волосы.
– Но я ведь избила ученика, – нарочито медленно произнесла она, как будто хотела внести полную ясность в этом вопросе, и осмотрела покрасневшие костяшки пальцев на руках.
– Думаю, ты получила от матери необходимый импульс, – сказал Дерек. – И это хорошо. – Он протянул руку, и она передала отцу свой тяжелый рюкзак, который тот легко перекинул через плечо.
На лице Эбигейл заиграла усмешка.
– Не думаю, что он снова отважится на такое, папа.
– Да уж конечно! – засмеялся Дерек.
С большей осторожностью, чем когда-либо прежде, он обнял Слоун за плечо и поцеловал в висок. Та прижалась носом к его шее.
– Дерек. – Ее голос был низким. – Дерек, боюсь, что у меня для тебя очень плохие новости…