Черный список

– Туалет там? – спросила Слоун.

– Да, – кивнула Кэтрин, и ее щеки слегка зарделись.

– У меня стрелка на колготках, – добавила Слоун, как будто должна была объяснить причину. – Теперь выгляжу, как дешевая проститутка.

Рот Кэтрин слегка округлился от удивления.

– Я на всякий случай всегда ношу в сумочке запасную пару, – сказала она. – Если хочешь, возьми.

С этими словами она подтянула к себе сумочку, но в этот момент Слоун легонько коснулась ее запястья.

– Да ничего, не надо. Спасибо. Думаю, что сейчас просто сниму и выброшу их. Моя дочь говорит, что в колготках я выгляжу, как старая леди!

Кэтрин носила непрозрачные черные колготки. И они вовсе не старили ее. Даже наоборот, делали ноги еще более стройными и привлекательными…

– В общем, скажи, если вдруг передумаешь, – сказала она, проходя мимо с вежливой улыбкой.

– Хорошо, так и сделаю.

Но Слоун уже смотрела мимо Кэтрин, наблюдая за Эймсом в пустом зале восточного крыла и с большим облегчением прислушиваясь к удаляющимся шагам Кэтрин. Эймс поправил волосы, переступив с ноги на ногу. Потом толкнул дверь в мужской туалет.

Просто какое-то временное умопомрачение. Слоун страдала от такого редкого несчастья и знала, что это своего рода защитная реакция. С мизерными шансами на успех.

Она проследовала за Эймсом в мужской туалет.

– Эй? – позвала на тот случай, если вдруг там окажется еще кто-нибудь, кроме Эймса.

– Да, да.

Это был голос его. Единственная кабинка слева была открыта, а у одного из писсуаров спиной к ней стоял Эймс.

Он повернулся, и его брови изогнулись в удивлении. Вообще, за эти годы складки у него на лбу заметно углубились (если нам, чтобы оставаться в форме, нужна пластическая хирургия, то мужчины вполне могут без этого обойтись, их такое не портит; к тому же морщины на лбу лишь придают им больше достоинства и мудрости. Только не думайте, что мы, женщины, этого не замечаем).

– Слоун? – Она услышала звук застегиваемой молнии. – А ты что здесь делаешь?

Хороший вопрос. Что она здесь делала? Действовала – руководимая неведомым ей порывом. Дерек сам сказал, что у нее импульсивная натура. Как-то она явилась домой с котенком, которого подобрала возле продуктового магазина – и лишь потом вспомнила, что у Дерека аллергия на шерсть. Может, это было проявлением материнской заботы? Или она уже слишком стара, чтобы заниматься ерундой? Сейчас Слоун стояла напротив своего босса – черт побери, ее босса! – не где-нибудь, а в мужском туалете…

– Слышала, что тебя включили в список кандидатов на должность генерального. Поздравляю, – проговорила она. Ее голос звучал так, как будто она искренне произносила эти слова. Прежде чем Эймс успел ответить, Слоун добавила: – Пару дней назад случайно встретилась с Бобби.

На фоне мертвой тишины в трубах громко булькала вода. Ее голос гулким эхом отразился от стен туалета.

Эймс застегнул ремень. Она терпеть не могла, когда он так делал, потому что это не могло не привлечь внимание к его промежности. Возможно, здесь как раз и крылось его намерение…

– Да, она говорила мне. – В произнесенных словах был явный подтекст. Он был таков: «Да, мы общаемся с женой, и я вовсе не монстр, спасибо». Он пожал плечами. – Но прежде чем на что-то надеяться, нужно многие вещи привести в порядок.

– Да, но у тебя хорошие шансы. Точно тебе говорю.

Она не позволила своему взгляду отвлечься на собственное отражение в зеркале.

Подобие улыбки. Лишь небольшая ямочка на его чисто побритой щеке.

– Мне всегда везло в Лас-Вегасе…

– А что у тебя с Кэтрин? – спросила она, потому что это волновало ее больше, чем что-либо. Его имя отсутствовало в чертовом списке. И неизвестно, к добру это или нет…

– Ах, Слоун, только не надо! – Теперь он закатил глаза, слегка откинул голову – словно подросток, которому мать только что напомнила о том, что нужно убраться в комнате. – Я ведь ничего такого не делаю. С чего ты взяла, что между нами что-то есть?

Слоун поняла, что все эти годы думала об Эймсе как о потухшем вулкане. Который уже вряд ли проснется…

– Ну, для начала, у меня все-таки есть глаза. А еще – уши. И… кое-какой опыт. – Она вскинула голову. Ты ведь знаешь, что я – крепкий орешек.

– Только не начинай все снова! – Вот, значит, как. Ребяческое раздражение. Типа потревожили, а он, видите ли, не готов, ему не нравится. – Когда ты наконец забудешь? Ведь прошло уже столько лет…