Черный тюльпан(изд.1955)

Почувствовав себя в безопасности, он оставил лошадь в одном из постоялых дворов и, чтобы не привлекать внимания, преспокойно поплыл дальше на лодках, то и дело пересаживаясь из одной в другую, пока добрался до самого Дордрехта. Выбирая кратчайший путь, он ловко проскальзывал по узким речным протокам, что баюкали в своих нежных и влажных объятиях очаровательные острова, где на берегах колыхались ивы и тростники, цвели травы и беззаботно паслись, лоснясь на солнце, тучные стада.

Кракэ издали узнал Дордрехт, веселый городок у подножия холма, усеянного мельницами. Увидел его нарядные красные с белыми полосами дома, чьи кирпичные фундаменты купаются в воде, где с открытых, обращенных к реке балконов свисают расшитые золотыми цветами шелковые покрывала, дивные изделия Индии и Китая, а рядом с ними торчат длинные удилища – с ловушкой, неизменно ожидающей прожорливых угрей, которых манят под стены домов объедки, ежедневно выбрасываемые в воду из кухонных окон.

Сквозь вращающиеся мельничные крылья Кракэ еще прежде, чем сошел с лодки, разглядел на склоне холма бело-розовый дом – цель своего путешествия. Гребень его крыши скрывался под золотистым пологом тополевых крон, а сам дом четко выделялся на темном фоне гигантского вяза. Он был расположен так, что лучи солнца, падая на него, словно в воронку, разгоняли, согревали и обезвреживали даже туманы, которые ветер с реки заносил туда каждое утро и каждый вечер, несмотря на густую ограду из зелени.

Сойдя на берег среди обычной городской суматохи, Кракэ тотчас направился к этому дому, описание которого необходимо нашим читателям для понимания последующих событий.

Белый, чистый, сияющий, внутри отмытый еще заботливее, начищенный еще тщательнее, чем снаружи, этот дом служил приютом счастливому смертному.

Сей счастливец, «rara avis», «редкая птица», как сказал бы Ювенал, был доктором ван Берле – крестником Корнелиса де Витта. В описанном нами доме он жил с младенчества, поскольку им владели еще его отец и дед, потомственные уважаемые коммерсанты благородного города Дордрехта.

Господин ван Берле-отец, торгуя с Индией, скопил триста-четыреста тысяч флоринов, которые господин ван Берле-сын в 1668 году после смерти своих добрых и горячо любимых родителей получил совсем новенькими, хотя одни из них были отчеканены в 1640 году, другие – на три десятилетия раньше. Это доказывало, что перед ним флорины не только ван Берле-отца, но и ван Берле-деда. И эти четыреста тысяч были всего лишь наличными, так сказать, карманными деньгами Корнелиса ван Берле. Наследственные владения в провинции приносили ему ежегодно еще около десяти тысяч флоринов дохода.

Когда отцу Корнелиса, этому достойному гражданину, настала пора умереть, а произошло это спустя три месяца после похорон его жены, которая ушла первой словно бы затем, чтобы облегчить ему переход в иной мир, как ранее облегчала ему весь жизненный путь, он, в последний раз обняв сына, напутствовал его такими словами:

– Пей, ешь, растрачивай деньги – настоящая жизнь в этом, а не в том, чтобы изо дня в день трудиться, сидя хоть на деревянном стуле, хоть в кожаном кресле, в лаборатории или в лавке. Ты тоже умрешь в свой черед, а если тебе не посчастливится иметь сына, наш род угаснет, имя забудется. То-то удивятся мои флорины, попав в чужие руки такими же нетронутыми, ведь их никто никогда не взвешивал, кроме меня, моего отца да еще чеканщика. Но главное, не бери примера со своего крестного, Корнелиса де Витта. Зря он ввязался в политику – самое неблагодарное дело, он наверняка плохо кончит.

И вот наш почтенный господин ван Берле-отец умер, чем весьма опечалил своего сына, который очень его любил, а к флоринам относился весьма прохладно.