Черный треугольник

Когда Бари привезли на какую-то дачу, брюсовский "юноша бледный со взором горящим" сунул ему под нос револьвер и нечто отдаленно похожее на ордер об аресте. В этом нечто со штампом "Московская подпольная группа анархистов-индивидуалистов" в одной графе значилась фамилия похищенного, а в другой - сумма выкупа: восемьсот тысяч рублей ноль-ноль копеек. Бари достал бумажник. В нем оказалось 50 рублей. "Подпольные анархисты-индивидуалисты" были разочарованы, но деньги все-таки взяли. Потом они предложили ему написать обязательство о выплате в двухдневный срок 499 тысяч 950 рублей (300 тысяч Бари выторговал, а 50 рублей, полученные от него, похитители благородно учли).

В обязательстве, между прочим, имелись и такие строки:

"Будучи освобожденным под честное слово порядочного человека и гражданина республики, я официально и категорически поставлен в известность, что в случае неуплаты или просрочки уплаты вышеназванной суммы ко мне и к моей семье будут применены решительные революционные меры воздействия вплоть до бомб большой разрушительной силы".

Проявив завидное присутствие духа, Бари остаток этой ночи провел все-таки на квартире у любовницы. Но на большее его не хватило. И наутро все семейство Бари, покинув особняк, переселилось в уголовный розыск...

Дубовицкий оторопел. С такими решительными действиями ему еще сталкиваться не приходилось.

"Вы что же, собираетесь здесь ночевать?" - спросил он у жизнелюбивого главы семейства.

"Да", - лаконично подтвердил тот.

"Но ведь завтра вам все равно придется возвращаться к себе".

"К себе? Под бомбы? Это зачем же? - спросил Бари. - Нет, ошибаетесь. Завтра мы отсюда никуда не уедем".

"Но сколько вы собираетесь здесь жить: неделю, месяц?"

"Ровно столько, сколько вам потребуется для ареста бандитов".

"А если мы вообще не сможем найти преступников?"

Бари не оценил откровенности начальника уголовно-розыскной милиции. Он только развел руками, а носильщики тем временем стали вносить чемоданы и баулы.

Больше всего на свете Дубовицкий опасался скандалов. Поэтому он не решился выставить на улицу семью, которой угрожала смерть. И все Бари разместились на втором этаже в самом конце широкого коридора. К вящему удовольствию сотрудников розыска, особенно ребят из боевой дружины, которые находились на казарменном положении, здесь были поставлены койки, стол и мягкие кресла. Сюда же из ресторана "Московского свободного клуба" доставлялась еда, а в первый вечер, когда Бари отмечал свой переезд, даже шампанское.

Волжанин, умевший ценить смешное, проникся к Бари искренней симпатией. Ему нравилась и сама ситуация, и невозмутимость Бари, который, казалось, чувствовал себя в уголовном розыске, как у себя дома. Каждую свободную минуту Волжанин использовал для того, чтобы подняться в "камбуз" и поболтать там с главой переселившегося семейства, а заодно поточить лясы со смазливой горничной. Не знаю, насколько успешны были ухаживания Волжанина, который, по ядовитому определению Артюхина, пританцовывал перед девицей, как гусь перед тараканом, но заслуга в розыске похитителей принадлежала именно ему.

К удивлению Дубовицкого, который готов уже был примириться с шумными квартирантами, преступников задержали через четыре дня, сразу после того, как Волжанин установил, что автомобиль принадлежит правлению Виндаво-Рыбинской железной дороги.

Руководителем группы, насчитывавшей семь человек, оказался сын дантиста, великовозрастный гимназист, которого выгнали за неуспеваемость из Второй московской гимназии. Недавним учеником той же гимназии был и шофер автомобиля.

Дело представлялось чисто уголовным, так как похитители Бари не входили ни в одну из анархистских групп. Но во время обыска на квартире главаря сотрудник уголовно-розыскной милиции случайно обратил внимание на фотографический портрет некого молодого человека с челкой. Лицо ему показалось знакомым. Сотрудник снял портрет со стены. На обороте картона было написано:

"...Вместо того чтобы бессмысленно повторять старую формулу: "Уважение к закону", мы говорим: "Презрение к закону и ко всем его атрибутам". Гнусные и трусливые слова: "Подчинение закону", мы заменяем словами: "Отрицание всяких законов и восстание против них!" Всегда и везде помни это высказывание Петра Кропоткина, Сеня!!

Ф.".

Сеней звали гимназиста, а на фотографии был запечатлев не кто иной, как известный анархистский боевик, комендант Дома анархии Федор Грызлов "бескорыстный и бесстрашный рыцарь социальной революции". Ему же принадлежал и автограф с цитатой из Кропоткина.

И хотя инспектор уголовно-розыскной милиции покуда еще не установил с полной достоверностью непосредственного участия Грызлова в организации похищения жизнерадостного коммерсанта, а "Сеня" уклонялся от ответов на щекотливые вопросы, дело бросало тень на Московскую федерацию. Передача материалов дознания газетам поставила бы анархистов в крайне щекотливое положение. Они это прекрасно понимали. Но сможет ли Московская федерация анархистских групп помочь нам с Маховым?