Черный ураган. Честный Эйб

— Успокойся, Мэри, — говорил папа. — Я не раз утверждал и продолжаю утверждать, что демократы обманывают народ. Можно обманывать кое-кого всегда; можно обманывать всех изредка; но невозможно обманывать всех всегда!

Поэтому папа Линкольн нисколько не удивился, а мама очень обрадовалась, когда в дом Линкольнов, в парадную гостиную, что на первом этаже влево от лестницы, явилась делегация и официально поздравила Авраама Линкольна с победой на республиканском партийном съезде в Чикаго. Теперь его кандидатура в президенты была выставлена по всей стране.

И тут началось! С утра до ночи гремели оркестры, взрывались хлопушки, люди шли пешком и ехали верхом с плакатами: «Раскрой глаза!», «За Линкольна и Свободу!», «Вперёд, честный Эйб!» А вечером такие же процессии шли с военными барабанами и с бумажными фонарями, на которых был нарисован широко раскрытый глаз и написано: «Человек из народа, Америка ждёт тебя!»

Папа Линкольн по пять раз в день выходил на балкон и обращался с речами к избирателям. Он пожимал в день по тысяче рук и к вечеру, сидя в кресле, тряс правой кистью и говорил: «Знаешь, Мэри, это труднее, чем заготовка брёвен…»

Дом Линкольнов был похож на железнодорожную станцию. Дверь никогда не запиралась. Старый негр Джонсон, который служил у Линкольнов много лет, завёл себе на всякий случай Дубинку. «Знаете, миссис, — говорил он маме, — как бы к нам не пожаловали демократы. Нынче и в сенате дерутся палками, а ведь у нас нет никакой защиты…»

Случалось вам, идя по улице, слышать за спиной шёпот: «Смотри, вот сыновья кандидата в президенты»? А Вилли и Тэд слышали это каждый день. Некоторые ребята нарочно здоровались с ними за руку по три раза подряд. Другие нарочно избегали их и говорили так, чтоб все кругом слышали:. «Ну и что ж такого? Может быть, их папу и вовсе не выберут. Он уже раз провалился на выборах. Вообще эти Линкольны только и делают, что задирают носы!»

Но Вилли и Тэд выступали под охраной Джонсона, как будто их это вовсе не касалось. Мама сказала, что нечего обращать внимание на клевету и обывательские дрязги. На этот раз она была права.

Выборы были 6 ноября. С утра папа ушёл в правительственное здание штата. Вокруг дома Линкольнов всё опустело, словно перед грозой. Мама сидела у себя в кресле и нюхала флакончик от головной боли. Вилли и Тэд стояли у окна и смотрели, как ветер шевелит афишу с надписью: «Голосуй за республиканский список, и твоя совесть будет спокойна!» К обеду пришла мамина портниха, мулатка Элйзабет.

— Боже мой! — говорила мама. — Вообрази, Элизабет, в будущем году мы, может быть, будем в Вашингтоне! Белый дом, парады, приёмы! Хотела бы я увидеть подруг, которые смеялись надо мной, когда я вышла замуж за безобразного, долговязого Эйба! А мои родичи на Юге, которые оплакивали мою судьбу: «Она взбесилась, она живёт в комнате над харчевней, за четыре доллара в неделю, вместе с этим неуклюжим дикарём из Иллинойса»! Что бы они сказали теперь? Теперь, когда…

— Мамочка, папу ещё не выбрали, — перебил её Вилли.

— Если его не выберут, — свирепо сказала мама, — я… я заболею!

Тэд мечтал о другом: о козе.

Говорить об этом ему не хотелось. Он уже пробовал заводить в доме кроликов, щенка, щеглов, кошку и рыбок. Всё это кончалось неприятностями. Кошка съела рыбок и щегла, а потом упала с крыши и сломала лапу. Кролики разбежались, а щенка украли. Насчёт козы Тэд не обмолвился ни словом, потому что это вызвало бы у мамы нервный приступ. Но в душе он твёрдо решил, что в Вашингтоне у него будет коза. И она будет жить в саду, в маленьком домике, и Тэд будет каждое утро ходить к ней в гости.

Пришёл Джонсон и принёс записку от папы. Папа извещал, что он будет обедать в городе, и просил не беспокоиться.

— Что бы это могло значить, Элизабет? — спросила мама. — Неужели что-нибудь не так?

— Я думаю, всё в порядке, — твёрдо отвечала Элизабет. — Результаты выборов будут только ночью.

Вечером мальчиков не уложили спать в девять часов, как обычно. Они играли в индейцев до одиннадцати, и никто не обращал на них внимания.

В одиннадцать мама послала Джонсона с запиской к папе. Джонсон вернулся через полчаса и сообщил, что масса Линкольн сидит на телеграфе и что в южных штатах обещают убить папу, если он будет избран.

Джонсон был бледен. «Я знаю южан, — сказал он мальчикам. — Они убили Джона Брауна. Для них убить простого человека всё равно что чихнуть».

И он шёпотом рассказал Вилли и Тэду, как в прошлом году Браун с горсточкой смельчаков захватил арсенал на станции Гарперс-Ферри. У старика Брауна было восемнадцать человек — все молодые. Они укрепились в пожарном сарае и двое суток отстреливались от войск. Почти все были ранены или убиты. Все сыновья Брауна погибли. Сам он был тяжело ранен. Его притащили в суд на носилках. Судья спросил: «Зачем вы это сделали?» И старик Браун ответил: «Я хотел освободить рабов…»

Джонсон был очень сдержанный человек, но, когда он говорил о Брауне, у него в голосе появлялось что-то вроде восторженного рыдания.