Но вот наконец кончился лес, и путешественники увидели каменистый склон высокой горы, сплошь усеянный большими и малыми валунами темно-коричневого, почти черного цвета, густо обросшими мхом и лишайником, а между валунами лежали кучи мелкой каменистой россыпи. Гора была довольно крута, и через несколько сотен шагов кончалась она причудливо-хаотическим образованием отвесных каменных скал, местами зубчато-острых, местами ровных, переходящих в плато.
Выйдя из леса, Горбачук остановился, перевел дух и, глядя на вершины каменной громады, торжественно произнес:
- Вот она, красота природы! Гранитные великаны! С их вершин открывается вид на самые дальние горы. Оттуда и священный Байкал виден как на ладони. Ну что, ребята, есть еще порох в пороховницах? Не махнем ли к шапке этого каменного богатыря? Оттуда увидим такое, ради чего стоило стремиться сюда.
Георгия Николаевича удивила такая показавшаяся ему высокопарной интонация тирады немногословного и даже суховатого Горбачука. Учитель бросил на Кузьму Егоровича иронический взгляд.
Ребята же были вдохновлены речью проводника.
- Мы не устали,- сказал Толя.- Порох есть!
И остальные ребята горячо поддержали его:
- Пойдемте, пойдемте быстрее, а то солнце уже совсем низко…
- Кузьма Егорыч, вы не думайте, что мы такие уж слабые. Если так думаете, то ошибаетесь, скажу я вам,-ввернул свое словечко Цыден.
Георгий Николаевич молчал.
И отряд снова пошел вперед, теперь уже поднимаясь в гору. С каждой минутой, с каждым шагом склон становился все круче, а камни все крупнее и причудливее, напоминая то фантастических животных доисторического периода, то громадных сфинксов-великанов, то застывших в смертельной схватке исполинских гривастых львов. После целого часа трудного подъема путешественники добрались наконец до вершины каменной гряды и почувствовали под ногами более или менее ровное каменистое плато, расположенное между двумя высокими, доступными только опытным альпинистам остроконечными скалами. «Может быть,- думал Цыден,- на зубчатые вершины этих скал еще никогда не ступала нога человека…»
С вершины хребта открывалась взору дикая, величественная красота гор. До самого синего горизонта тянулись бесконечные линии горных цепей, во многих местах щетинившихся грозными пиками и зубцами белоснежных, сверкающих золотом под лучами заходящего солнца, никогда не тающих ледниковых гольцов. А с другой стороны сверкали и плавились под вечерним солнцем необозримые просторы Байкала.
- Благодать-то какая!-шумно вздохнул Георгий Николаевич, пораженный величием гор и моря, и поймал себя на том, что с иронией отнесся было к высокому «штилю» Горбачука, а сам готов был сейчас удариться в подражание и Лермонтову и Тютчеву.
- Вот эти горные отроги членятся на многие ветви и служат границей речных долин Туртулык, Кабаньей, Большой, Сосновки и других,- раздался низкий голос проводника, голос человека, знающего себе цену, а может быть, гордого тем, что именно он доставил такое удовольствие ребятам и их учителю. Словно в музее, спокойно и ровно говорил Горбачук.- А ведь этот Баргузинский, или Чивыркуйский, хребет отделяет северо-восточное побережье Байкала от Баргузинской долины. Отсюда добраться в долину можно только пешком. Есть несколько труднопроходимых троп, которые зимой покрываются глубоким снегом. И тропы эти наглухо закрываются до самой весны. Зимой и по берегу моря невозможно попасть в заповедник: преграждают путь ледяные барьеры. В иных местах угрожающе свисают ледяные глыбы с каменных круч, и кажется, будто на лету застыла здесь вода при пятидесятиградусном морозе, когда живому человеку трудно даже и дышать…- Горбачук оглядел своих слушателей и остался доволен тем впечатлением, которое произвели на них его слова.- Ну, а теперь,- сказал он,- пошли дальше. Солнце вот-вот скроется. Надо спешить…
За короткое время пребывания на каменном плато Цыден все же не только успел налюбоваться величественными горами, ничуть не уступающими красотой вершинам Кавказа, но и несколько раз щелкнуть затвором своего фотоаппарата «Киев».
Спуск оказался так же труден, как и подъем. И главным образом потому, что склон горы сплошь был усеян каменной россыпью, на которой так и скользила и срывалась нога, все подворачиваясь и выходя из повиновения. Спускались осторожно, не спеша, тщательно выбирая место, куда ступить, чтобы не вывихнуть голень или не сломать лодыжку. Шли не прямо вниз, а как научил Горбачук - наискосок, к водопаду. Спуск длился не менее получаса. Солнце скрылось уже за горизонтом и окончательно спустились сумерки, когда путешественники услышали наконец глухой шум водопада. Небольшая речушка, дойдя до края скалы, делала двадцатиметровый прыжок с обрыва вниз, в маленькую продолговатую лагуну, и дальше, по отлогому каменистому склону, устремлялась к Байкалу. Водопад грохотал на скалистом карнизе так многоголосо, что нужно было почти кричать, чтобы тебя могли услышать.
«Сто шаманов, тысяча бубнов!»- вспомнил Цыден слова деда, который и о водопадах тоже когда-то рассказывал ему.