Черт из табакерки

– Верочка была милейшим существом, вот уж трудно представить, что они с Никитой из одного гнезда. Она скорей годилась в сестры Антону – тихая, деликатная, талантливая художница. Я любила ее, и, если бы средства достались ей, у меня не было бы никаких проблем. Веруся никогда бы и взглядом меня не упрекнула и скорей всего только обрадовалась бы, узнав, что я снова выхожу замуж. Боже, как бы мы хорошо жили, все вместе – Тоша, Ксюша, Верочка, Славик и Дашенька… Господи, как я надеялась на счастье, как мечтала, как ждала… Понимаешь теперь, что никакой нужды убивать Никиту у меня не было? Он умер бы сам. Не через год, так через два. Я столько мучилась, что лишние двенадцать месяцев…

– Надо же, как тебе повезло, – тихо сказала я, – сначала Вера погибла, потом муж…

– С Верочкой произошла трагическая случайность! – воскликнула Альбина. – Ужасная, несправедливая, а с Никитой… Ну не трогала я его, не трогала, поверь.

– Как же яд оказался в матрасе?

– Не знаю! – яростно воскликнула Альбина. – Честное слово. Вытащили пузырек из матраса с наклейкой “Панангин”, а там – стрихнин. Боже, что же будет с Дашенькой!

– А с Викой? Альбина осеклась:

– Ну, Виктория пока поживет дома.

– Одна?

Дама нахмурилась:

– Там Антон, Ксюша, ничего, как-нибудь.

Я во все глаза глядела на Альбину: бывает же такое – она даже не вспомнила про старшую дочь! Напрочь забыла о ребенке.

– Это кто-то подстроил! – почти кричала Соловьева. – Сначала отравил Никиту, потом подсунул мне яд.

– Зачем?

– Не знаю!!!

– Как зовут вашего врача и где он работает?

– Кисин Андрей Евгеньевич, – ответила Альбина. – Шестьсот двадцатая городская больница, там и операцию делали, и облучение. Кисин его и курировал.

В этот момент дверь распахнулась, и вошел улыбающийся Олег Михайлович.

– Ну? Потолковали?

Я кивнула. Альбина подняла бесконечно усталые глаза и бесцветным голосом попросила:

– Разрешите мне передачу прислать?

– А тут и моего разрешения не надо, – спокойно ответил Куприн, – по закону положено – тридцать кг раз в месяц. Нижнее белье, тапки, мыло, газеты и туалетные принадлежности в вес не входят. Еще можете получить вещи, лекарство, таз, ведро, холодильник и телевизор, только не советую слишком уж в камере обзаводиться хозяйством.

– Почему?

– Недолго у нас продержат, отправят в СИЗО.

– В Бутырку?! – в ужасе воскликнула я. – Только вчера показывали, как там в камерах на пятьдесят человек все сто двадцать сидят.

– Женщин в Бутырке нет, – вздохнул Куприн, – для них не так давно построили новый изолятор, даже санитарные комнаты есть, правда, он тоже уже переполнен. Вот когда туда отправят…

Альбина, побледнев, переводила взгляд с меня на следователя.

Появился конвойный, и мою нанимательницу увели.

– Еще кофейку? – радушно предложил Куприн. Но меня начало мутить.

– Нет, спасибо.

– Ну как, она приняла решение помогать следствию?

Я отрицательно покачала головой:

– Утверждает, что не виновата и никакого пузырька в матрас не прятала.

Следователь развел напиток, понюхал содержимое чашки и сказал:

– Надо, наверное, поменьше этой гадостью накачиваться. Соловьева, мягко говоря, ввела вас в заблуждение. Дело в том, что стрихнин лежал в упаковке из-под лекарства “Панангин”. Его многие пьют, ничего особенного, просто калий и магний, сердечникам прописывают. Так вот, на пузырьке обнаружены отпечатки пальцев Соловьевой, очень четкие, просто удивительно. Знаете, такое ощущение, что она схватила “Панангин” руками, вымазанными жиром. Очень глупый поступок, теперь каждый первоклассник знает о дактилоскопии.

Я молчала. А что тут возразить? Олег Михайлович спокойно отхлебнул кофе.

– Понимаю, для вас это шок, дружили с человеком, считали, что хорошо знаете его, и вдруг, бац – убийца. Но поверьте, не вы одна оказались в такой ситуации. В этом кабинете часто сидят люди, повторяющие: “Не верю, не могла”. А потом выясняется – запросто, элементарно. “Люди гибнут за металл. Сатана там правит бал”.

И он снова включил чайник. В комнате стояла жуткая духота, окно было забрано решеткой, и форточка, кажется, вообще не открывается, и еще этот специфический запах. Ни в одном учреждении не сыскать подобного “букета” – пыль, старые бумаги, кофе и что-то еще, затхлое, тяжелое, просто невыносимое. Может, так пахнет человеческое горе? Кое-как я справилась с негативными эмоциями и спросила:

– Она говорила вам, что Никита был болен раком?

Куприн кивнул:

– Естественно.

– Ну и что, вы проверили? Олег Михайлович улыбнулся:

– Извините, пока не успел.

– Почему?

– Но ее только вчера арестовали, время есть.

– Послушайте, – возмутилась я, – а что, если она не виновата?

Куприн поднял вверх руки:

– Да вы не волнуйтесь так, сделаем все необходимое, только…

– Что?

– Только семейные разборки происходят намного чаще, чем вы думаете. По статистике, семьдесят пять процентов преступлений совершают родственники. Понимаю, что вам это кажется ужасным… Вы сейчас домой? Передайте Юрке привет, кстати, что с ним приключилось? Бюллетень взял.

– Давление замучило, – буркнула я и ушла.

ГЛАВА 25