Черта прикрытия

Это был пол, вывернутый и прижатый к стене. Она лежала на стене. Пол соприкасался со стеной, утыкался в нее. Ее зажало там, где пол утыкался в стену. Очевидное объяснение неспособности двигаться.

— Что? — пропищала кукла, перебравшись через ее лицо на другую сторону шеи.

— То ты делаешь? — повторила она.

— Я подключил к тебе микропакет экстренной медицинской помощи и пытаюсь подтащить тебя к тому месту, где лежит другой пакет, так близко, как это в моих силах. Он в нескольких метрах от тебя.

— А я оукке?

— Ты в ловушке? — повторила кукла, сражаясь с каким-то препятствием, недоступным ее зрению. — Да, Йиме, боюсь, что ты в ловушке.

Она ощутила и краем глаза увидела блеснувшую длинную серебристую нить, затем что-то холодное опять коснулось ее шеи, на сей раз с другой стороны. Игла пронзила плоть, но боли не было. Даже намека. Это ее удивило: было вполне логично ожидать боли от укола, хотя бы небольшой, прежде чем включится система болеподавления.

Разве что... разве что все тело по сути агонизирует, а наркосекреторные миндалины ужевыделили вещества-болеподавители в таких количествах, что мозг попросту оглушен чудовищной дозой анальгетиков и утратил способность отличать болевые сигналы от обыкновенных, потому что восприятие всех раздражителей притуплено до крайности; такая малость, как игла медицинского аппарата, протыкающая плоть, в ее нынешнем состоянии едва ли достойна внимания.

Наверное, так оно и было. Она в западне. Обездвижена, зажата внутри расколошмаченного, изуродованного корабля. Едва дышит, все тело в буквальном смысле почти по стенке размазано. Невеселые перспективы, если это так. Но это единственное правдоподобное объяснение.

Она подумала, что ведет себя на удивление тихо и спокойно. Впрочем, что было толку паниковать?

Она сглотнула, потом прошептала:

— Аого ера ут оиосло?

— Какого хера тут произошло?— расшифровала ее вопрос кукла, закончив возиться с ее шеей и вновь оказавшись в поле ее зрения. Теперь игрушка встала немного дальше, чем в прошлый раз, поэтому смотреть на нее было легче. — Мне — нам— нанесло сокрушительный удар что-то очень мощное: либо сама бальбитианская структура, хотя если это так, то она проявила неслыханные доселе боевые возможности, либо же... ошивавшийся поблизости ЭТ-корабль. Мы только что покинули атмосферный пузырь бальбитианского хабитата. Я был вынужден перейти в гиперпространство прямо изнутри пузыря — у меня не было выбора, в противном случае нас бы просто размазали. Это очень старый и грубый способ, и мы по-прежнему находимся под атакой. Я попытался дать отпор, но понятия не имею, удалось ли мне поразить врага: мои немногочисленные орудия довольно сильно пострадали. Мне пришлось отстреливаться ракетами и капсулами гиперперехода, используя их как мины — решение отчаяния, но я потерял ориентацию в четырехмерном пространстве и вынужденно пропахал Решетку вплоть до ближайшего междоузлия, чтобы нас не разнесло в щепки. Сейчас мы дрейфуем, утратив сцепление с Решеткой.

— Ы оешь аать, о ас аетно ыеали.

— Нет, не совсем, — пропищала кукла. — Нас действительно выебали, и даже очень жестоко, однако мы остались живы, и это очень хорошо, тебе так не кажется? Более того, у нас очень неплохие шансы на спасение.

— Ада?

— Правда-правда. Моими стараниями, а также благодаря твоим системам болеподавления и ранозаживления, тебя удалось перевести в стабильный режим и даже принять кое-какие меры по срочной терапии. Тем временем я отбиваюсь от тех, кто нас атаковал, мои собственные системы стабилизации и ремонта работают по полной, а сигналы бедствия, которые я успел подать перед сбросом полевой структуры, как и сам абляционный шлейф, видны на достаточном удалении от нас, чтобы кто-нибудь их заметил и пришел на помощь. Я склонен полагать, что помощь уже спешит к нам, в этот самый момент, когда я с тобой говорю.

Она попыталась недоверчиво нахмуриться. Это потребовало поистине нечеловеческих усилий.

— Иде уклы?

— В виде куклы? Все остальные мои выносные модули либо взяты противником под контроль, либо повреждены каким-то иным образом, либо чересчур велики, чтобы успешно действовать в такой тесноте. Кукла эта у меня валялась в загашниках еще с тех времен, как я однажды вез группу детишек. Я не стал ее утилизировать, а сохранил по соображениям, которые вполне можно назвать сентиментальными. Я оставлю ее здесь, с тобой, если тебе по силам удерживать себя в сознании. Но лучше, если ты немного поспишь, раз уж мы наконец переместили тебя к основному медпакету и присоединили к его системам жизнеобеспечения. Я нескоро смогу тебя оттуда отцепить.

Она обдумала его слова.

— Спа, — вымолвила она.

Но, уже соскальзывая в беспамятство, она вдруг подумала: Стой! Мне нельзя спать!Что-то очень важное... она отчаянно напрягла меркнущее сознание, пытаясь вспомнить, о чем ей нужно рассказать.

Ей это не удалось.

— Эта штукенция преследует нас, — хмуро сказал Демейзен, — и приближается. Что за херь? Она что, на обгон решила пойти?