Чертог Волка

Вообще, домового и дварфа, хлебом не корми… (нет, лучше корми), но дай покушать. И желательно побольше. Боевые товарищи никогда не забывали про желудок. Даже после тяжелого боя с вирмом, Нарви сразу же вспомнил про вкусовые качества деликатеса. Они были свято уверенны в правоте пословицы, которую Ив притащил из своего мира: «Война войной, обед по расписанию!» Вот и сейчас самые низкорослые члены отряда доказывали, что калорий им требуется не меньше остальных. Причем, забитый едой рот совсем не мешал Нарви делиться впечатлениям:

— Я-ф, ковда ее таффил з вады, поняф, какая она тяфеленная. С фиду тфостиночка, да и ф фоде фвседа фсе легче, а тут фсе наобофот выфло.

— А я фтою и фмотрю на фас, фтолбом вфтою, не фнаю фто делать. Пока ты не фрикнул тафффить! — копировал дикцию Нарви Митрич. — Фот тофда я как дефнул ферефку, как потяну!!! Да ефли бы не я, мы бы не фмогли фас фытащить, фот какие фы тяселые были. Налифай ессе, вкуфная у тебя нафтоечка.

Откуда дварф брал спиртное, остается тайной. Но постоянно его находил. Оно появлялось в сумке Нарви, стоило только опустить туда руку. Только такое объяснение можно было принять за константу. Нырнул внутрь, о-па, выудил бутылку. То пива, то самогона. Или, как сейчас наливочки. Наливал он щедро, не забыв никого, но крепко приложились к бутылке только Митрич и Нарви. Остальные пили для проформы.

То, что друзья расслабляются Ив не возражал, стресс снимали спиртом даже на войне, хлопнув перед боем или после «сто грамм наркомовских». Но отдельные личности отряда расслабившись — увлеклись. Разговоры стали велеречивыми, с повторами и заиканиями У Митрича и молчаливыми кивками согласия с другом у Нарви. Спиртное торкнуло обоих, и вскоре Митрич запел частушки:

Едут приставы к СварогуОтменять язычество.

Агидель — должник за воду,Перун — за электричество.Опа, дрицца, ну дела —Мара коршуну дала.Слухи ходят по планете:Скоро вылупятся дети!Говорит Яге Ярило,

Мол, пужать людей — не мило.Отвечат ему Карга:— Мне они на два зубка!Две девахи по утру,Задом лезли в конуру…

Митрич уже набрал грудью побольше воздуха, чтобы выдать «обчеству» очередной пакостный сюжетик «народной мудрости». Но вздох, застрял внутри после окрика Вальки, так и не превратившись в ноты и похабные слова.

— Хватит похлебкой брызгать, — вмешалась Валька. — К нам снова гости лезут, встречать будем.

— Где? — насторожился Ив, гостей он теперь ждал постоянно, но ой как хотелось, чтобы они посидели дома.

— Да вон, — махнула Валька в сторону рукой.

— Не вижу.

— Потому что на землю смотришь, а ты в небо глянь!

— Жар-птица что ли? — разглядел Один пришелицу, точнее, прилетицу.

— Нет, — прожевал пищу Митрич, быстро протрезвев (как у него так получается, может наговор какой знает?) и уже нормальным голосом добавил. — Хорошо, если Гамаюн. Хуже, если Алконост. Беда, если Сирин.

— Этот точно. Гамаков, сирен и алконавтов нам не надобно, — попыталась пошутить Валька, но никто даже не ухмыльнулся.

— Ошибаешься, Митрич, — вмешался словно и не принявший на грудь минуту назад Нарви. — На крыла глянь. Стратим — это летит. Или весть принесет, или лихо какое задумал.

— Вот сейчас и узнаем, — резюмировал Ив и приготовился встречать птичку.

Глава 20

Сверху девица, а снизу — синица

Митрич после слов Нарви покрутил пальцем у виска. Этот жест он подсмотрел у Вальки, которая и объяснила его тайный смысл. И именно он был обидней всего для дварфа. Механикам от природы с их природным даром к созданию механизмов, было досадней всего, когда их творение рук, плохо работает из-за какого-либо дефекта. Поэтому, «подкрутив шарики» и увидев вспыхнувший гнев в лице Нарви, Митрич сразу же перешел в латентную защиту.

— Ты, Нарви, конечно, авторитетный дварф, но далеко не этот, как его там, подскажите… Арниптолох? — любовь домового к новеньким словечкам стала походить на манию. Он их старательно выискивал, запоминал, пытался вставить при любом удобном случае и обязательно корежил. До смешного.

— Ага, Шварценеггер — лох! — тут же вмешалась Валька («Арни» — кличка Арнольда Шварценеггер. Прим. автора).

— Орнитолог, — на автомате поправил Один. Но Митричу правки уже были не нужны, он свою «минуты славы кладезя народной мудрости, которая постоянно обновляется», словил, поэтому продолжал развивать мысль: