Чертог Волка

— … где это видано, чтобы Стратим был размером с цыпленка? Мне дед рассказывал, — Ив отметил, что Митрич всегда в качестве примера приводит своего деда, а не отца, но эта мысль просто осталась интересным наблюдением, так и не озвученная. — Так вот, эта птица праматерь всех птиц и птице-людей. Живет она на Море-Окиане, на сушу редко вылетает. Она такая огромная, что стоит ей закричать, подымается страшная буря. А крылом поведет — гигантские волны появляются. Но страшней всего, когда она взлетает, такие валы образуются, что потопляет водой корабли, разверзает бездны глубочайшие и смывает с берегов города и леса. Во как! А здесь воробышек летит.

Следует отметить, что Митрич несколько приукрасил картину в сторону уменьшения. Иву ранее не доводилось видеть воробья размером с упитанного динозавра. Нарви же пошел в наступление. Во-первых, он на три секунды дольше крутил пальцем у виска. Точнее говоря, вдавливал с силой фалангу в кость, показывая, что «механизм» Митрича, разладился сильнее, чем у дварфа. Во-вторых, он язвительно назвал его «горе-орнитологом», и вновь указал на форму крыльев. На что домовой нашел еще кучу аргументов, главным из которых был факт, что раз Стратим — проматерь, то и форма крыльев у нее самая идеальная. У тех же, у кого она иная — это их проблема, а не Митрича.

— А может, это все же Гамаюн, Сирин или Алконост? — робко поинтересовался собственной версией Колояр. Бесстрашный на боле битвы, он робел вмешиваться в спор взрослых.

— Все может быть, но это точно не Стратим, — переключился на него ответом Митрич.

— А я говорю, Стратим. Но, возможно, не взрослый, а птенец его. Отсель и мелкий размер, — не сдавался Нарви.

Пока спорящие спорили, летящая птица летела. И с каждым взмахом она приближалась и росла в размерах. Но до гигантизма Стратима все равно не дотягивала даже наведи на нее окуляр микроскопа. Ив читал ранее про Гамаюна, Алканоста, Сирина и других сказочных птицах. Вот только здесь они были совсем не похожи на сказку и выдумку. Вполне реальные… а кто, кстати? Животные? Но так назвать эти создания не поворачивался язык. «Будем их величать «птице-люди» или «девы-птицы», — решил про себя Ив.

По преданию, все они выходцы из рая — Ирия. Вещую Гамаюн отправляли вестником в мир Яви боги. Она была глашатаем Велеса, несла слова Крышеня, Коляды и Дажьбога. Она пела людям божественные гимны и предвещала будущее, но лишь те ее понимали, кто «ведал сокрытое и слышал тайное». Вообще, это птица-женщина. И как любая женщина — загадка. Кто-то утверждал, что Гамаюн имеет голову и грудь прекрасной девы, а туловище большой птицы, перья яркие и крупные. Другие говаривали, что у нее нет ног и рук, а управляет она полетом при помощи хвоста. Третьи доказывали, что у этой огромной птицы вообще ничего человеческого в облике нет, зато она может оборачиваться и целиком превращаться в девицу.

Совсем иные были другие птицы солнечного сада — Алконост и Сирин. Первая считалась петом Хорса, хотя может быть и маунтом, так как порой Бог Солнца, выезжал не только на коне, но и летал на Алконосте по небу Яви. Эту «птицелюдину» также считают и птицей Зари, которая управляет ветрами и погодой. Считается, что на Коляду (в зимнее солнцестояние) Алконост рождает детей на «краю моря», и тогда семь дней стоит безветренная погода.

Внешне, по поверьям, Алконост напоминает гибрид птицы и прекрасной девушки. На голове ее красуется корона, как символ высшего происхождения и тайных знаний. В одной из рук она несет цветок из самого Ирия. Оперение светлое, по красоте напоминающее зимородка.

А вот Сирин — противоположность Алконоста, хотя тоже родом из Ирия. Она считается темной, но не за черное оперение, а за то, что является посланницей Властелина подземного мира — Вия. Спускаясь из рая на землю, она печальной песней нагоняет на человека тоску и грусть. И может довести его до смерти. Это большая, сильная, пестрая дева-птица с большой красивой грудью, строгим лицом и с темным венцом на голове. У нее голова и тело женщины по пояс, но вместо рук большие крылья.

Эти энциклопедические знания пронеслись в голове Ива за два удара сердца, а на третий огромная тень заслонила солнце, создав сумерки днем. При этом райская птица неизвестной фамилии совершила маневр беркута, который ловит себе на обед полевую мышь. Ее крылья напомнили парашют истребителя, приземлившегося на авианосец или парус судна, ложащегося на галс. А когти при этом опасно вытянулись вперед, отчего Ив крепче сжал посох, готовый пусть его в дело при первых симптомах опасности. Но это оказалось лишним. Дева-птица лишь приземлилась… и сразу запела.