«Здесь ничего не изменилось, — подумал Больг, рассматривая узоры камня у себя под ногами. — Все осталось так, как было. Чародеи Белерианда принесли с собой только магию и свет. Древнее искусство гномов было перед моими глазами и прежде. Однако отчего же мне не приходило в голову насладиться фееричной красотой Казад-Дума? Почему раньше глаза мои были застланы пеленой? Ведь прелестное наследие подгорных жителей не может не завораживать. Застывшие в каменной плоти акварели ушедших лет, почему раньше вы не волновали моего сердца?»
Больг не нуждался в ответе. Сжав руки в кулаки, он чуть приподнял подбородок, загоняя в себя крик безумца посреди пустыни настоящего. Благодаря чужой воле возобладавший зрением, умом и памятью предков, некогда бывший сыном кровожадного племени, он теперь с болью, ужасом и презрением припоминал деньки былой славы. Кошмары прошлого будоражили ослабший рассудок, но остроухий держался за свет в своем сознании крепко. Давший себе клятву найти Ниар и отблагодарить ее, Больг не желал забывать о содеянных грехах. Восставшие из тлена голоса в голове твердили, что не бывает ничего исключительно хорошего или исключительно плохого. Жизнь – борьба интересов и убеждений, в которой нет правых и неправых. Зато есть обманутые. И есть те, кто их обманул.
Моргнув, Больг вслушался в ровное эхо шагов, расходящееся по просторному залу туманным шепотом. Посмотрев искоса на Талриса, перевел взгляд вперед. От зрелища, представшего его неискушенному взору, перехватило дыхание: там, где колонны зала перерастали в ордерную аркаду и широкий проход превращался в исполинских размеров аллею, ширилась необозримая толпа орков. Выстроенные в идеальные шеренги, молчаливые и как никогда серьезные, они глядели в сторону новоприбывших гостей. Жадные, жестокие глазки чернокровых блестели от страха и презрения. Перекошенные лица бывших собратьев напугали Больга. С ужасом созерцающий безбрежный океан морийской армии, воин Кинн-Лаи убеждал себя не трусить. Глядя в кривое зеркало, созерцая свой прошлый образ жизни, Больг все больше погружался в меланхолию и все сильнее желал возродить в чернокровых собратьях зов эльфийской крови. Его народ, переживший множество страданий и мучений, заслуживал даже большей награды.
Безумно уставший, но не потерявший способности трезво воспринимать окружающее, Больг принялся чеканить шаг. Заметив, что уруки неосознанно отступают назад при взгляде на Талриса, улыбнулся. Вот она, многотысячная армия клыкастых чудовищ, коей так гордился Хозяин Лунатурко! Вроде бы выглядит устрашающе: десятки сотен вооруженных тяжелой сталью чернокровых вояк, одетых в броню, готовых убивать и глумиться. Бравые, смелые, они даже взгляда не могли поднять к одному из Миас без дрожи в коленках. Захлебываясь омерзением, Больг поморщился. Не желая больше лицезреть парад темных сил, всем сердцем возжаждал побыстрее оказаться вдали от злобных взглядов. Стоявшая в переполненном зале тишина угнетала – напитанная чужими страхами и ненавистью, она непробиваемым куполом накрыла морийское царство.
Двести ярдов вперед. И еще двести ярдов по прямой – зоркий взор Больга различил вдали одиноко стоящую фигуру молодой девушки. Ряженая в ослепительно-белые шелка, она горделиво обозревала свои владения. Ее волос, спадающий на плечи серебряным водопадом, лоснился в страстном свете факелов. Едва заметная улыбка растягивала губы красавицы. «Анаэль, — догадался вновь рожденный. Оглядывая новую хозяйку Казад-Дума, заметил, что неосознанно выискивает общие черты лица у белокурой эльфийки и Талриса. — Осанка. Вот что отличает их от нас всех. Никто в этом мире не может обладать подобной осанкой. Миас не ходят по земле. Они шествуют по Эннорату, созерцая свои владения, присматривая за просторами смертного мира. Не удивительно, что орки расходятся перед ними». На Больга отчего-то накатило счастье. Не испытывавший ранее ничего подобного, он, под гнетом эмоций, сам вытянулся в струнку. Подняв голову, глубоко вдохнул терпкий, прогорклый воздух Мории – вбиравший в себя каждую секунду происходящего, ловящий каждый момент странного торжества, Авари старался увековечить в памяти окружающее. С неподдельной, практически монументальной гордостью Больг ступал за Талрисом, сыном Мелькора, наследником затонувшего Белерианда. Путь к Казад-Думу оказался долгим и сложным. Но последние шаги давались вновь рожденному легко. Судьба даровала сыну Азога возможность присутствовать при возрождении цивилизации, исчезнувшей столетия назад. Разве мог он ее упустить?