– Марина, так, значит, зовут человека, с которым я голышом познакомилась! – она закурила, взглянув на меня смеющимися глазами. – Страшная ты женщина, Марина, вломилась так, что не сбежать, я уж думала облава! А ритуал как раз на избавление от всего плохого, типа чистки. Ты что, не видела соль и свечи?
– Знаешь, меня как-то отвлёк сам факт нахождения незнакомой голой женщины в тазу посреди толчка.
– Ой, а я полна внезапностей! – и ухмыльнулась так сладко, словно внезапность была её лучшей чертой, которой она страшно гордилась. Впрочем, в этом мне не раз ещё пришлось убедиться на своей шкуре.
Как оказалось, адский начёс в духе 80-х и разрисованное лицо были нужны Марине, чтобы отвадить злых духов, на всякий случай. Тазик был полон соли, в который были закопаны её ноги, а вокруг всей этой сюрреалистичной скульптуры было размещено 13 свечей – для пущей эффектности.
– Зря ты так, Светка, ну куда студенту столько соли переводить? Все пять лет могли с ней готовить и готовить ещё! Сколько ты извела, пачки три? Четыре?
– Много соли жрать вредно, будешь отекать. Ты завидуешь мне просто – я тут с чистой энергетикой в новую жизнь вступаю!
– Не верю я в эти ваши паранормальные явления. Зачем придумывать каких-то духов, демонов и прочих сущностей, если мир удивителен сам по себе? – Светка посмотрела на меня смешливо и снисходительно, будто долгожительница на ребёнка, который только учится ходить. Я замялась, но решила разрешить конфликт. – Ладно, будем считать, что соль мы съедим в метафорическом смысле – тот самый, который пуд, что друзья должны съесть вместе. И твоя чистая энергетика не отменяет необходимость добиться чистоты ещё и в комнате. Поможешь убраться?
– Ничего не поняла, объясняешь всё криво-косо. Но убраться надо, как раз соль в тазу сгодится – сейчас мы и у этой комнаты энергетику прочистим до самых тайных мест!
К концу первого семестра я уже успела перегореть к журналистике. Да, конечно, было здорово писать всякие эссе, но хватало и совсем странных моментов – зачем мне, например, занятия по физкультуре, которые ведёт чуть ли не карикатурный физрук из анекдотов с пивным пузом и одышкой? Да и от философии одно название, преподаватель появился раза три. И все три раза превращались в какой-то фарс с рассуждениями о новой этике, роли мужчины и женщины в обществе и его ячейках. Никакого Платона, девочки, личные проблемы препода и его обиженность на женщин важнее, тьху!
Зато в комнате нас теперь четверо – я, Светка, Ленка и Анька. На удивление, мы быстро смогли подружиться: мы были Самантой, Мирандой, Шарлоттой и Кэрри, те самые легендарные четыре иствикские ведьмы проживали в задрипанной комнатушке студенческой общаге на улице Студенческой и чувствовали, что море им по колено, а горы – по плечу, несмотря на некомпетентных физруков и обиженных философов.
|
Забавно, что мы все и вправду были ведьмами. Светка регулярно проводила свои странные ритуалы очищения и наполняла наши серые будни яркими ароматами благовоний, которые все были похожи на смесь ароматов кладбища, дешёвого ресторана и детского утренника. Ленка была рыжеволосой бестией с экспрессивными крупными чертами лица, однако это оказался именно тот случай, когда внешность бывает обманчива: таких тургеневских барышень я в жизни ещё не видела! Она любила собирать травы и предсказывала нам результаты контрольных и зачётов на таро. Не сбывалось никогда, зато вдохновляло ужасно.
Анька была самой старшей и вообще не училась на нашем потоке – её миссия была возвышенней, она собиралась руководить оркестром, но в общежитии консерватории мест не хватало, вот и пришлось привести строгую точёную блондинку с тонкими аристократичными чертами лица и прозрачной кожей в грубый и прагматичный мир журналистики. Впрочем, свою строгость она направляла в поистине жёсткое хобби – гадания на кофейной гуще. Аутентично, олдскульно, винтажно! Но главная суровость такого хобби была в перманентно высокой тревоге Аньки, из-за чего гадала та раз по пять на дню – соответственно, выпивая минимум 5 чашек крепкого кофе в турке. У всех возникал почти философский вопрос: что было первее – её тревожность или усугубляющий эту тревожность кофе? Но, как можно понять, в философии из-за обиженного преподавателя мы смыслили мало, так что вопрос на уровне бытия или сознания продолжал висеть где-то посреди комнаты, прямо под люстрой.