Чертовы котята

Юрий молча смотрел на пистолет. Затем подошел к столу. В опасной ситуации у человека сужается поле зрения, и он видит только жизненно необходимое. Кажется, Юрий забыл о моем присутствии. Макконен протянул ему револьвер рукояткой вперед, Юрий взял оружие. Господи, пожалуйста, пусть пистолет не выстрелит! Пожалуйста, прошу, пусть там не будет пули! Я скрестила руки на груди и сжала пальцы так, что они громко щелкнули. Паскевич стоял, опершись о бильярдный кий и не сводя глаз с сына. Его зрачки расширились, будто у взявшей след гончей собаки. Макконен вытер пот со лба, словно устал держать револьвер.

Юрий сидел, я видела только его профиль. Такое же безжизненное выражение лица у него было за несколько секунд до того, как он выстрелил в Мартти Рютконена. Он поднес пистолет к виску. Пожалуйста, не стреляй. Лучше потерять лицо, чем жизнь. Часы на стене громко тикали, быстро отсчитывая последние секунды.

Послышался сухой щелчок — холостой выстрел. Еще мгновение, и сердце, казалось, выскочит из груди. Юрий недоуменно заглянул в темный глазок дула, затем протянул оружие Паскевичу.

— В барабане еще две пули. Две из пяти. Теперь твоя очередь, Валя, ты же человек чести!

Макконен сделал движение, чтобы подняться, но не успел: я швырнула ему в голову тяжелую пепельницу, и он снова осел. По его лицу текла кровь, но он не осмеливался поднять взгляд, боясь, что осколки попадут в глаза.

— Пойдем, — сказала я Юрию.

Он взглянул на Паскевича: тот продолжал стоять в прежней позе. Как же мне хотелось его ударить! Но я сдержалась.

— Никогда больше не хочу тебя видеть, — сказал Юрий, проходя мимо отца. — Оставь меня в покое и больше не пытайся найти!

— Это не тебе решать, — ответил Паскевич, но по его глазам я видела, что он потрясен происходящим.

— Юрий, ну, пойдем же! — Я попятилась к двери.

Парень шел за мной, не сводя дула пистолета с Паскевича. Макконену наконец удалось вытащить из кармана носовой платок и вытереть кровь с лица. Я закрыла за собой обитую железом дверь и задвинула засов. Разумеется, это не сильно помешает Макконену и Паскевичу выбраться, ведь в комнате была еще дверь — на веранду. Но все же пару секунд мы могли выиграть.

К счастью, по дороге до машины нам никто не попался. Оглянувшись, я заметила лишь чучело большой птицы, укрепленное на крыше дома.

— Поведи ты, пожалуйста. — Юрий отдал мне ключи.

Я распахнула перед ним дверь машины, затем села сама. Юрий плюхнулся на сиденье, не стряхнув грязь с ботинок, задумчиво покрутил в руках пистолет, затем разрядил его и небрежно, словно мусор, бросил назад. Я сняла темные очки, стащила парик и взъерошила собственные волосы. Я чувствовала, что вспотела. Взглянула в зеркало: на зубах остались следы красной помады, значит, от страха я кусала губы.

— Пристегни ремень, — сказала я Юрию.

Он взглянул на меня, словно не верил своим ушам, затем послушно пристегнулся.

Сказать было нечего. Юрий тоже молчал, откинувшись на подголовник и закрыв глаза. Смеркалось, начался дождь. Я повернула с трассы на запад, размышляя, что же теперь делать.

Юрий открыл глаза лишь на перекрестке, на повороте к Масала. Оглянувшись по сторонам, он сообразил, что мы едем не в квартиру на Бульваре.

— Куда сейчас?

— Давай заедем в Лэнгвик, у меня там одно дело. Скажем потом, что кино оказалось длинное.

Я старалась не нарушать правил, хотя на пустой дороге сложно было придерживаться скорости шестьдесят километров в час. Когда мы свернули с трассы на проселочную дорогу, дождь усилился и даже дальний свет не улучшил видимости. У ворот я набрала код, во дворе зажглись фонари. Подъехала ко входу в ателье.

— Пойдем, — сказала я Юрию. — Надеюсь, у тебя ключи с собой?

— Что тебе там надо?

— Сейчас увидишь.

Я поддержала его за локоть, приглашая зайти, зажгла свет и тут же снова погасила. Быстро разложила диван и усадила Юрия.

— Я ничего от тебя не жду. Просто хочу, чтобы ты расслабился.

Поцеловала его в щеку, сняла пиджак и принялась расстегивать рубашку. Уложила его на спину, стащила ботинки, носки и брюки. Встала возле дивана на колени и принялась целовать его в губы, лоб, виски, шею, гладить по голове и щекам. В полумраке его белая кожа казалась особенно тонкой, почти прозрачной, мои руки блуждали по его голове, затылку, острым ключицам. Я потрогала соски, осторожно провела по ним языком, опустила руку вниз и почувствовала, как он возбужден. Полностью раздела его, и скользнула по телу вниз, приникла ртом к возбужденной плоти. Юрий схватил меня за волосы, входя со мной в один ритм. Я чувствовала странное счастье, слыша его неровное дыхание и возбужденные крики. Я хотела доставить ему удовольствие, он это заслужил.

Юрий хрипло застонал. Я отстранилась, поцеловала его в живот, медленно поднялась и положила его голову к себе на грудь. Он был совершенно мокрый и бледный. В неровном свете лицо лежащего казалось усталым и очень молодым. Слишком молодым, чтобы так рано умереть.

— Ты это сделала из жалости? — наконец подал он голос.

— Я не солдат Армии спасения.