Обсуждение усложняющихся вместе с техникой результатов мозгового картирования указывает на зависимость активации тех или иных мозговых структур не только от стимула как такового, но от довольно широкого контекста. Нарастает интерес к осмыслению и локализации переносных значений, метафор, аффективных ситуаций, влияющих на интерпретацию человеком конкретного языкового материала, — ситуаций, когда для успешности вербальных процессов недостаточно участия специфически языковых зон мозга.
И наконец, продолжает чрезвычайно активно разрабатываться одна из кардинальных для обсуждаемой темы проблем — организация ментального лексикона в связи с дихотомией «алгоритмы/извлечение из памяти» (Computation (parsing) vs. storage).
Считается при этом, что пользование символическими правилами является процедурой более высокого ранга, и именно она специфически человеческая, а возможно и генетически закрепленная. Этот вопрос представляется, однако, далеко не ясным, так как процедуры установления аналогий сами могут являться правилами, только гораздо более сложными.Эти проблемы изучаются на разных моделях и контингентах испытуемых. Однако особый интерес вызывают языковые возможности людей со специфическими речевыми нарушениями — SLI (Specific Language Impairment).
Говорят также о генетических или семейных нарушениях языка GLI или FLI (Genetic (familial) Language Impairments, or Genetic Dysphasia) [Folia Phoniatrica et Logopaedica, Special Issue, Genetic Dysphasia, 1998; Clahsen, 1991; Leonard et al., 1992; Gopnik, 1994; Gopnik et al., 1996; Lely, 1997; Newmeyer, 1997]). Следует заметить, что SLI не обязательно имеют генетическую основу, хотя на это есть все больше указаний. В эту же область исследований попадают и такие чрезвычайно интересные объекты, как, например, синдром Уильямса, при котором весьма низкий интеллектуальный уровень пациентов находится в резком контрасте с высоким уровнем языковых процедур [Bellugi, Wang, Jernigan, 1994].Несомненный интерес вызывают специализированные генетические исследования семей с часто встречающимися речевыми нарушениями. Так, например, в Великобритании очень тщательно лингвистически и генетически была изучена семья КЕ, в которой в четырех поколениях зафиксированы проблемы усвоения языка [Fisher et al., 1998]. Очень интересны исследования речевого развития различных типов близнецов [Bishop, North, Donlan, 1995; Ganger, Wexler, Soderstrom, 1998].
Итак, специфически языковыми считаются неприобретенные нарушения, характеризующиеся языковыми трудностями при отсутствии нарушений интеллекта, артикуляции, слуха и психоэмоциональной сферы. У таких людей отмечены фонологические, синтаксические и инфлекционные трудности, особенно для грамматических согласований субъекта и глагола, маркирования времени, числа существительных, сравнительных форм прилагательных.
В психолингвистических экспериментах люди с такими нарушениями демонстрируют необычные характеристики — например, отношение к морфемным границам при принятии лексических решений. Регулярная и нерегулярная морфология, которая, как принято считать, по-разному обрабатывается в норме, при таких нарушениях обрабатывается одинаково. Например, в норме частотность слов играет особую роль только для нерегулярной морфологии, тогда как люди с SLI
демонстрируют эффект частотности как для регулярно, так и для нерегулярно изменяемых слов. Такие нарушения не зависят от модальности (устно или письменно предъявленное задание) и проявляются как при речепроизводстве, так и при понимании.Многие исследователи говорят, таким образом, об иной организации ментального лексикона, подчеркивая, что при SLI
нарушена характерная для нормы морфологическая репрезентация, проявляющаяся и в понимании, и в продукции инфлекционных морфологических операций, и заключая, что это нарушение сводится к неспособности создавать символические правила. При SLI мы видим пример того, как языковая деятельность человека при овладении и пользовании языком базируется не на имплицитных процедурах и выведенных алгоритмах (независимо от того, передались ли они генетически), а на эксплицитно сформулированных — иногда в буквальном смысле — правилах и декларативной памяти, когда слова, например, хранятся списками, а правила — в виртуальных, так сказать, учебниках. Метафорически формулируя, это можно описать как поведение, сходное с речевой деятельностью человека на неродном языке, которым он владеет не свободно. Человек делает простейшие ошибки и, исправляясь, эксплицирует процедуры, которые он при этом производит. И так человек может пользоваться родным языком — всю жизнь. При достаточной сноровке он даже правильно говорит, но с большим «внутренним» трудом, так и не овладевая способностью к созданию продуктивных алгоритмов.