Чеширская улыбка кота Шрёдингера. Мозг, язык и сознание

Однако все эти гипотезы разрабатывались на материале английского языка, в котором имеется только один регулярный класс и отсутствует сильно развитая морфологическая система. Очевидно, что они не могут полностью применяться к языкам с более развитой морфологической системой. В связи с этим были проведены исследования усвоения глагольной морфологии исландского [Ragnasdottir et al., 1996], норвежского [Simonsen, 2000], итальянского [Orsolini, Marslen-Wilson, 1997], немецкого [Clahsen, 1999] и финского [Niemi, 2006] языков. В результате удалось установить, что, во-первых, частотность, а во-вторых, фонологические факторы важны для порождения форм как в регулярных, так и в нерегулярных глагольных классах. Эти результаты очевидным образом вступают в конфликт с тем, что предсказывает двусистемный подход.

В частности, исследование [Simonsen, 2000] порождения глагольных форм в норвежском языке детьми в возрасте четырех, шести и восьми лет и взрослыми носителями показало, что:

• очередность усвоения глагольных классов зависит от частотности класса;

• чем выше частотность класса, тем больше вероятность того, что его морфологическая модель будет использована при сверхгенерализации;

• у детей частотность самого глагола будет сказываться не только на порождении форм от нерегулярного класса, но и на порождении форм регулярного класса (дефолта);

• количество неправильных ответов при порождении глагольных форм взрослыми носителями языка в дефолтном регулярном классе зависит от того, с каким количеством глаголов нерегулярного класса рифмуется данный глагол. Эти данные Х. Симонсен интерпретирует в пользу одноосновного подхода.

Данные итальянского [Orsolini, Marslen-Wilson, 1997] и исландского [Ragnasdottir et al., 1996] языков также трактуются в пользу односистемного подхода.

В то же время исследование [Clahsen, 1999] множественного числа существительных и причастий прошедшего времени в немецком языке утверждает, что регулярные и нерегулярные правила обрабатываются разными механизмами даже в языке с более сложной морфологией, чем в английском.

Так или иначе, все эти исследования, независимо от подхода, позволяют выделить три основных способа образования глагольных словоформ:

• использование правил (в рамках двусистемного подхода в случае регулярных глаголов);

• извлечение из памяти уже готовой формы (в рамках односистемного подхода в случае как регулярных, так и нерегулярных глаголов, в рамках двусистемного — только в случае нерегулярных);

• образование формы по аналогии (в рамках односистемного подхода в случае столкновения с незнакомым словом).

В. Б. Касевич [Касевич, 1998] отмечает, что усвоение глагольной парадигмы играет очень важную роль в усвоении языка вообще, поскольку, согласно вербоцентрическим концепциям, глагол выступает как синтаксическое и семантическое ядро любого предложения, а значит, невозможно пользоваться предложением как единицей общения без овладения глаголом и глагольной морфологией в частности. Отечественная лингвистика многократно обращалась к самым разным аспектам русской глагольной морфологии, однако проблеме усвоения этих процедур детьми до недавнего времени уделялось недостаточно внимания. Исследования формирования глагольной системы у детей [Цейтлин, 2000; Гагарина, 2001] в основном проводились на лонгитюдных данных и затрагивали исключительно ранний период развития языка (до двух с половиной лет).

Русский язык предоставляет великолепную возможность для таких исследований. С одной стороны, это язык со сложной и развитой морфологической парадигмой, а с другой — он обладает большим числом глагольных классов, в которых разную роль играют те или иные морфологические показатели. Поэтому можно предположить, что резкое противопоставление регулярного и нерегулярного механизмов в русском языке не является продуктивным. В статьях Т. В. Черниговской и К. Гор [Черниговская, 2002; Gor, Chernigovskaya, 2001, 2003] демонстрируется, что существует иерархия глагольных классов, зависящая от степени сложности парадигмы, то есть от количества применяемых в ней правил, и тем самым вводится новый параметр — «сложность парадигмы глагольного класса».