Честь

Это шприц. Когда он успел вколоть себе дозу, которая оказалась слишком большой? Интересно, он сделал это по ошибке? Или воспользовался собственным способом улизнуть из этого мира? Как это я ничего не заметил? Наверное, он дождался, пока я усну. Я дрых как бревно. Как жирный еж в теплой норе. Валялся на своей койке, словно мешок с дерьмом. Меня передергивает от отвращения к себе. Я щупаю постель. Простыня мокрая – тут и моча, и слюна, и блевотина. Его тело пыталось извергнуть отраву прочь. Я замечаю, что левый кулак Триппи плотно сжат, и разжимаю его пальцы. В ладони он держит клочок бумаги. Я подхожу к зарешеченному оконцу и в желтом свете, который проникает из коридора, читаю:

«Алекс, брат, если ты это читаешь, значит у меня все получилось. Ты ведь хотел уйти раньше меня – верно? Честно говоря, ты последний кретин. Неужели ты думал, что я ни о чем не догадываюсь? Но я хотел тебе помочь, видит Бог, хотел. Просто я больше не могу. Не злись. Мы еще встретимся. Что бы ни ожидало нас после смерти, теперь я сам об этом узнаю. Больше никаких фокусов. Никаких Гудини. Ты хороший парень. Когда увижу твою мать, скажу ей об этом.

^{Твой друг Триппи».}

По щекам у меня текут слезы. Я бью себя по морде. Не помогает. Дергаю себя за волосы. Сначала одной рукой, потом обеими. Сильнее. Еще сильнее. Кожа трещит, в руках у меня остаются целые пряди. При этом я тихонько поскуливаю, точно потерявшийся пес. Пес, которого задавила машина. Переломала ему все кости. Триппи переехал меня.

Я вскакиваю на ноги. Голова моя сейчас взорвется. Адреналин кипит в крови, внутри у меня все ходит ходуном. Я слишком хорошо знаю, что это такое: ярость. Напрасно мне казалось, что я от нее избавился: два года назад запихал в мешок, плотно завязал его и утопил, как ненужного котенка. Два года назад я обещал себе, что стану лучше. По крайней мере, попытаюсь. Но попытка не удалась. Моя ярость вылезла из мешка и вернулась. Здравствуй, мисс Ярость, моя старая возлюбленная. Ты не хочешь со мной расставаться. Мы слишком привыкли друг к другу.

Я срываю со стены плакат Гудини и раздираю его на куски. Разбрасываю в разные стороны подушку, простыни и одеяло. Колочу по стене руками, ногами и головой.

Свет. Шаги. Голоса. Кто-то входит в камеру:

– Какого дьявола ты здесь бузишь?