Честь Афродиты

Таким образом Петерс оказался сначала в вагоне скорого поезда «Дальний Восток», потом, всего через несколько дней — увы! — благополучно был снят с поезда линейным нарядом милиции — не то нюх у милиции собачий, не то проводники куда следует сообщили. С руками в наручниках за спиной, Петерс был доставлен в линейное отделение железнодорожной станции. Для милиции он оказался человеком без паспорта, без пассажирского билета, без постоянного места жительства, без прописки, без вещей, без какой-либо справки, объясняющей кто он, куда и откуда. Сам он притворился немым, ничего не понимающим, будто бы бомжем. Так он и выглядел. От него не очень хорошо пахло, лицо в щетине, внешне помят, напуган, нервничал… Дежурный милиционер, старший лейтенант, привычно составил протокол, задержанный подписывать отказался. Дежурный и не настаивал, нет, так нет. Кому он такой нужен, старик?! Его можно было утром отпустить. Ни в каких базах он не числился, «не был», «не задерживался», «не привлекался»… Таких, на практике старлея, было много, каждый третий, если не второй, но… При нём были деньги, много, российские купюры: пять тысяч рублей пятисотенными банкнотами. По меньшей мера — это было странно, на взгляд дежурного офицера милиции, подозрительно, явно тянуло на статью за грабёж или кражу. С этим следовало разобраться, но утром… Дежурный офицер так и поступил, продлил задержание до утра… А утром позвонил местным РУБОПовцам, вдруг это их клиент. Пожилым бомжем, без документов, с деньгами, неожиданно заинтересовались, прислали сотрудника… В результате чего появился новый для Петерса протокол допроса с важными фактами: у него, бомжа, вчера снятого с поезда, при задержании оказался штык-нож армейского образца, и два пакета с белой мучнистой консистенцией по восемь граммов каждый, в последствии оказавшимся героином. Тяжёлым наркотиком… Оба-на! Приехали!

От удивления, у Петерса глаза на лоб полезли. Он испугался, занервничал, но следователь его слушать не стал. Обрадовано потирал руки: «Поздравляю! Вот ты и попался, субчик-голубчик! — объявил он, — Мы давно тебя пасём, падла старая! Ты попался в результате плановых оперативно-розыскных мероприятий ФСКН. Ты понял, да? Мы всё про тебя знаем, ты наркокурьер. Давно ждём тебя. И как ты понимаешь, светит тебе, папаша, тюремная баланда лет на пятнадцать— двадцать, это в лучшем случае». После чего собрал документы, приказал задержанного увести, и сам удалился. Время было позднее. Задержанного доставили в камеру. В одиночку. Там он расплакался, начал бить в дверь кулаками, рвать на себе рубашку, но на тюремного охранника это явление никакого эффекта не произвело, так обычно все на его месте себя ведут… На самом деле Петерс устроил спектакль. Холодно размышлял — во что он вляпался, и что ему «шьют». Решил, что может быть оно и к лучшему. Только бы не такую статью, и не пятнадцать лет. За бродяжничество бы, на поселение бы… Подальше бы, в глушь бы. Думал, пока исполнял роль. Кричал, что не виноват, что следователь его с кем-то перепутал, его подставили, и тому подобное, охранник закрыл окошко в камеру, спокойно двинулся дальше: «Ничего, поорет и заглохнет. Не заглохнет, успокоим».

Всего лишь через несколько часов Петерс, уже утром, ещё пытаясь что-то конвоирам объяснить, высказаться, но всё также безуспешно, попал в профессиональные руки сотрудников службы по контролю за оборотом наркотиков. Точнее, в вагон, только уже специальный, в одноместную камеру. Вагон был не пустой, заполнен спецконтингентом, которых везли по этапу. С этого момента ощущение географического пространства и времени Петерс потерял: окна в его «однушке» не было, от спёртого воздуха его тошнило, было холодно, вагон качало, дёргало. Снова, опять где-то глубокой ночью, его пересадили в спецмашину, повезли в СИЗО, как догадался Петерс, но, ошибся.

Не ошибся он в другом: снова попал на допрос. Довольно странный. Без наручников и за столом с бутылкой водки и закуской. И допрос, не допрос, скорее беседу, вёл человек в штатском, он представился:

— Отец, только не обижайся, это, как видишь, не изолятор, и я не следователь, а скорее твой адвокат, если так можно выразиться, друг, значит. Давай дёрнем за знакомство, друг! — И поочерёдно сунул горлышко бутылки в стаканы.

Петерс ничего не понимал, но видел в этом какую-то для себя возникшую возможность, хотя бы сбежать, например…

Выпили. Захрустели солёными огурцами…

— Я не наркокурьер, я не…

— Да знаю я, отец, знаю. Не парься. Одно тебе скажу, по-секрету: тебе, брат, повезло. Сильно повезло, что к нам попал, ко мне. Мы тебя в обиду не дадим. Хоть и БИЧ ты, но ты мне нравишься. Такой же, внешне, как мой отец, крепкий, надёжный, корень. Нам такие нужны.

— А кому нам? — осторожно поинтересовался Петерс.

— Ха, это позже. Сначала нужно доказать, что ты свой, надёжный, потом и… А может и не нужно ничего доказывать… Доказательства у нас все есть… Статья у тебя, брат, извини, нарисовалась тяжёлая, как твой героин, и сам ты… какой-то тёмный, запущенный. Ещё и этот наркотик…

— Это не мой…