Честь воеводы. Алексей Басманов

   — Тебе здесь тихо будет. — И предупредил: — А наперёд держи ухо востро. — С тем и ушёл.

Оставшись один, Фёдор присел на топчан, застеленный войлоком, и попытался разобраться, что с ним происходит. Да, будучи сообразителен, понял, что ему поручается тайное государево дело. Вот же и предупредили Шигона и Шуйский, чтобы не вынюхивал суть того дела, чтобы держал ухо востро, дабы избежать неприятных последствий. Что ж, в свои девятнадцать лет Фёдор понимал сложность и ответственность поручения, кое, ежели не выполнит и нарушит запрет, может обернуться для него многими бедами. Споткнулся Фёдор в догадках, когда подумал, зачем было нужно Шигоне выспрашивать его об Алексее Басманове. «Ладно, поживём — увидим», — отмахнулся он от загадки и завалился спать. Но ни Колычев, ни Шигона не предполагали, что поездка Фёдора в северные земли обернётся жестокой опалой в первую голову для князя Ивана Шигоны.

Ночью на Москву выпал обильный снег. К утру покрепчал мороз. Москвитяне радовались новому наряду стольного града, потому как устали от слякоти и грязи. Под снежным покровом Москва преобразилась, посветлела, прибавила простому люду расторопности, удали. И лихие кони уже помчали лёгкие сани по московским улицам. Ещё колдобины давали себя знать, сани прыгали на них, переворачивались, да не беда, коль на душе светло и весело. По церквам звали верующих на богослужение, колокольный звон плыл над городом. Да пуще всего в Кремле благовестили храмы. Там ведь три новых собора, поднятые в поднебесье милостью, упорством и усердием великого князя всея Руси Ивана Третьего, удивляли и радовали москвитян малиновым звоном своих колоколов.

По первому снегу жизнь в стольном граде забила ключом. По палатам, по теремам, домам и избам — разговоры, шёпот, тайные встречи, и всё по поводу того, что государь Василий гоголем ходит по дворцу, усы укоротил, бороду сбрил, кафтаны атласные что ни день меняет. В Благовещенском соборе не Богу, а невесте молится. Княжна Елена Глинская ему свет затмила. «И чем она его прельстила? — удивлялись москвитяне. — Русских-то кровей в ней ни на полушку!» «А уж лютости, лютости, всем ведьмам достанет!» — добавляли бойкие. «Но и красой всех затмевает!» — рассуждали краснокафтанники по вечерам на Тверской улице. Так с утра до вечера шли по Москве пересуды того, что вершилось в Кремле.

Фёдор Колычев в этот первый зимний день тоже ощутил душевную лёгкость. Да всё оттого, что как проснулся, так и взялся перебирать матушкины подарки про Ульяшу. Какое слово ни вспомнит, оно самоцветом сверкает. Люб он Ульяше, и весела она, и голову гордо носит, и презирает, ненавидит Ваську Голубого. «Вот уж истинно голубой и коварный, как первый лёд на Волге: ступи на него — и уйдёшь в пучину. Ничего, я ещё Ваську достану», — утешал себя Фёдор, покидая караульню в сопровождении Дмитрия Шуйского. В пути тот пошутил над Фёдором:

   — Ты у нас, Федяша, словно знатный вельможа, слуги тебя обочь ведут.

   — Ан и есть знатен, княже. Вот сей миг коня у крыльца подадут, — не остался в долгу Колычев.

И правда, как вышли на чёрное крыльцо, возле него уже ждали Фёдора воины-холопы князя Шигоны. И три коня под сёдлами стояли. Знакомый Фёдору чернобородый Семён сказал:

   — Заждались тебя, боярин. Теперь лететь нам на Колымажный двор.

   — Невелика поруха, — беспечно отозвался Фёдор. Да тут же тихо молвил Шуйскому: — Княже Дмитрий, уведоми в Заяузье наших, что я в отлучке надолго.

Дмитрий лишь слегка кивнул головой. Фёдор его понял и лихо, прямо с крыльца, взлетел в седло и поскакал к Никольским воротам. От Кремля до Колымажного двора на Волхонке рукой подать. Примчали вмиг. А там начались долгие, нудные, как показалось Фёдору, сборы в дорогу. Ему выдали крытый санный возок. Осмотрев его, Фёдор нашёл огрехи. Пока мастера позвал, всё отладил, сколько времени ушло. Потом в провиантских амбарах получали съестной припас себе, овёс для коней, охабни меховые и другой приклад по случаю зимы, без коего в северных пространствах пропадёшь. Надо было и о конях позаботиться, получить новые попоны. Сборы в дальнюю дорогу не были Фёдору в новинку. Когда жил в Деревской пятине, не раз уходил в тайгу на зиму, а ведь отроком был.

Пока собирались в путь, от князя Шигоны пришёл посыльный.

   — Велено тебе, боярин, ждать на Колымажном дворе полуночи, — сообщил он Фёдору. — Там и отправляйся в путь, но не позже. Сказано, чтобы ехал к Троице-Сергиеву монастырю.

Фёдор выслушал молча и вопросов сеунщику не задавал: всё ему было ясно. Время скоротал просто: Семёну наказал разбудить его к полуночи, сам нашёл в людской топчан в закутке и завалился спать.