Четвертый раунд

Спартакиада народов СССР собрала вокруг себя цвет отечественного спорта. Бокс, естественно, не был в этом смысле исключением. Соревнования, как и ожидалось, проходили в упорной, жесткой борьбе. По своей напряженности и числу участников они мало чем отличались от крупнейших международных турниров. Семь дней на двух рингах стадиона «Динамо» шли ожесточенные схватки — в Москву съехались 180 лучших боксеров страны, европейский и олимпийский ринг собирал лишь немногим больше. Среди тех, кто оспаривал золотые медали спартакиады, многие обладали громкими, известными всему миру именами; шестеро, например, в том же году стали призерами XVI Олимпийских игр в Мельбурне.

В тяжелом весе в борьбу вступили шестнадцать участников. В их числе был и будущий трехкратный чемпион Европы, шестикратный чемпион страны Андрей Абрамов. Правда, с Абрамовым мне встретиться не удалось; вместо него в финал вышел Лев Мухин, который через несколько месяцев завоевал серебряную олимпийскую медаль в Мельбурне. До встречи с ним я провел три боя, нокаутировав в первом раунде боксера из Армении Абазова и выиграв по очкам у ленинградца Романова и чемпиона Эстонии Маурера.

И вот финальная схватка — последний мой поединок на ринге. Девять золотых медалей уже разыграно, причем предпоследняя — в полутяжелой весовой категории — досталась моему одноклубнику и земляку Ромуальдасу Мураускасу. Настал черед решить судьбу последней, десятой золотой медали. Противник мой, судя по всему, настроен весьма решительно: в финал он прошел уверенно, выиграв у всех своих соперников с большим преимуществом. У Мухина сильный удар, он молод, быстр и напорист. Именно эти качества и принесли ему вскоре заслуженный успех на олимпийском ринге.

Бой Мухин начинает без разведки, атакой. Видимо, наслушался разговоров, считает, что я выдохся и уже не опасен. Ну что ж, разубедить его, пожалуй, будет нетрудно. Я вижу все, чем он собирается меня сокрушить, легко разгадываю каждый его замысел в тот самый миг, едва только он зарождается… Атакует двойным левой в голову, а сейчас последует сильный прямой по корпусу. Но я знаю, что удара не будет, что это финт; противник стремится, чтобы я раскрыл голову. Делаю вид, что попался, и опускаю локти, а заодно быстро переношу центр тяжести на левую ногу. Противник, как я и предполагал, мощно бьет справа, но я опережаю его встречным по печени и, тут же распрямляясь, провожу боковой в голову. Мухин ищет спасения в клинче, но я в последнее мгновение разрываю дистанцию и дважды бью в просвет снизу.

Во втором раунде противник ведет себя более осторожно. В атаки очертя голову уже не кидается; маневрирует, старается занять удобное исходное положение. Но мне вовсе незачем ждать; теперь я атакую сам. Защищается противник неплохо, и все же я быстрее. Несколько моих прямых достигают цели. Мухин пытается контратаковать, но я вновь опережаю его и с двойным боковым в голову прохожу в ближний бой. Серия снизу в туловище, а теперь, на выходе — еще раз в голову.

Секундант, обтирая в перерыве влажным полотенцем шею и плечи, молчит. Слова сейчас ни к чему. Я и сам знаю, что оба раунда за мной. За все шесть минут я, по существу, не пропустил ни одного сильного удара. Зато противник этого о себе сказать никак не может. Смотрю в его угол: майка вся в пятнах от пота, и дышит уже тяжело.

— Чистая работа! — говорит наконец, убирая полотенце, Заборас. — Продолжай в том же духе.

Я молча киваю в ответ и, не оборачиваясь, по голосу чувствую, что он улыбается.

В третьем раунде Мухин увеличивает темп и вновь, как в начале боя, старается как можно чаще атаковать. Видимо, рассчитывает наверстать упущенное. Но у меня сил, пожалуй, осталось больше. Я не только принимаю темп, но и добавляю еще чуть-чуть от себя. Инициатива по-прежнему за мной. Схватка идет на всех дистанциях, но без рубки: рубка мне ни к чему. Впрочем, Мухин тоже, кажется, не стремится к обмену ударами; работает он напористо, но технично. И все же чего-то ему не хватает. Скорее всего опыта… До гонга остается меньше минуты. Я совсем не ощущаю усталости, наоборот, сил будто бы прибавилось: чувство такое, будто позади не бой, а легкая, бодрящая разминка. Дело, вероятно, в том, что удары противника не доходят. И еще — в чувстве удовлетворения: бой веду я, и веду так, как хочу.

Вижу, как противник бросает взгляд на световые часы; сейчас он вновь кинется в атаку, до гонга осталось несколько секунд. Легко ухожу от его размашистых боковых; делаю вид, что собираюсь контратаковать по туловищу, но в последнее мгновение меняю положение ног и резко, без замаха, бью в голову…

Звучит гонг.

Это был мой последний удар; им я закончил свой 128-й бой и мою карьеру на ринге.

Первым поздравил меня с победой Виктор Иванович Огуренков.

— Ну что, чемпион? Теперь можно и на покой, — пошутил он, крепко стиснув мне руки, с которых я только что навсегда снял боевые перчатки. И, кивнув на медаль, спросил: — Небось думаешь: последнее «золото»?