Четвертый Рим

— Вот я читал, в Индии слонов давали на постой... может, и нам так разобраться... Или другое... постой, постой... — продолжил он, вглядываясь в красные морды трезвеющих слуг. — Может, этих скормить? Сэкономим вдвойне на рационе.

— Да что вы, — отмахнулся Тимур Хейдарович, — политически не выдержанная акция. Сразу упадем в общественном мнении. Потом, свои ребята, за вас в огонь и воду...

— Да шучу я, шучу, — отмахнулся Хион, — просто я смотрю до дня "X", они нас просто разорят своим хищническим аппетитом.

С этими словами Хион окинул критическим взглядом своего помощника по хозяйственной линии и стал, ни слова не говоря, вокруг него прогуливаться, обозревая со всех сторон круглый живот последнего и мясистые ляжки. Одетый в один хитон Тимур Хейдарович безропотно терпел выходки шефа, только отвислые его щеки налились краской.

— Слушай, — спросил наконец Хион, — а сам ты с каких хлебов так разжирел? Когда журналистом работал в экономическом отделе, совсем стройный был, а сейчас прямо вылитый порося. Ты, часом, у моих зверей мясо не кроишь?.. Денег я, конечно, дам, — заключил Хион, — да только пойдем проведем показательную экскурсию на ту зоологическую площадку, где у тебя звери томятся. Заодно еще раз проверим их аппетит. А может быть, и твой.

Процессия с пустыми на этот раз руками потянулась к выходу вослед за степенно шагающим начальством. Ошельмованный Тимур Хейдарович что-то доказывал хозяину, размахивая в такт движению коротенькими ручками, а сам Хион только смеялся и заставлял слуг по очереди изображать то рычание льва, то конское ржание, то вой пантеры. Дождавшись, когда процессия, которую он замыкал, миновала очередной поворот Луций благополучно отстал.

Уже подходя к спальне, юноша увидел, что дверь, которую он плотно прикрыл, уходя, наполовину открыта. Сердце его забилось сильнее. Прибавив шаг, он заглянул за дверь и остановился. Василий, все так же завернутый с головой в одеяло, мирно спал. Луций перевел дух и собрался было уходить, как внимание его привлекла смятая белая тряпка. Когда он проснулся, ее не было. Приподняв двумя пальцами тряпку, он вдруг понял, что это такая же туника, как и на нем, только покороче и поуже. Это была одежда Василия.

— Брат, — позвал юноша, полный неясных предчувствий, — брат, проснись!

Однако Василий не пошевелился. Луций подбежал к кровати и сдернул с мальчика одеяло. Тотчас с криком он отскочил назад и, задыхаясь от ужаса, прижался к стене. Черный пес с треугольной пастью и следами крови на морде медленно поднялся с кровати и зарычал. Юноша, не помня как, достал кинжал и уставил лезвие на зверя. Тот присел, потом с рыком рванулся вперед, но в последний момент, когда кинжал уже касался его груди, извернулся, как кошка, приземлился на все четыре лапы и выскочил в дверь.

Потрясенный юноша сел на кровать и молча, тяжело дыша, обвел комнату изучающим взглядом. Кроме скомканной туники и следов крови на простыне, впрочем, старых, почти черных, в спальне, казалось, ничего не изменилось. Он медленно встал, обошел ложе, встряхнул одеяло, и из-под него выпала маленькая фигура, вырезанная из черного камня. Скульптурка изображала задрапированное в ткань человекоподобное существо с тремя лицами, причем одно из них ангельской красоты было украшено венцом, другое обезображено рогами, а третье принадлежало старику с горящими глазами.

Мрачная скульптура, несмотря на малые размеры, производила ужасное впечатление законченностью деталей и линий и той невероятной жизненной силой, которую вдохнул в нее древний художник. Опасаясь за жизнь брата, Луций, перебарывая страх, овладевший им с новой силой, побрел из комнаты, руководствуясь ночным сном Василия. Все оказалось точь-в-точь, как рассказывал брат, и через несколько минут спуска Луций застыл перед дверью, на которой сияла цифра ноль, выведенная золотой краской на белом фоне. Из-за двери раздавались глубокие, хотя и негромкие звуки музыки, и юноша после некоторого колебания открыл ее. Следующая кованая черная дверь в окончании крохотного коридорчика была открыта. Перед Луцием вырисовалось громадное, уходящее вдаль помещение, внутри которого юноша разглядел в тусклом свете толпу тесно прижавшихся друг к другу людей. Чад зажатых в их руках факелов ел глаза, но люди этого не замечали. Факелы не могли разгореться, как и людям, им не хватало воздуха. Увидев, что все окружающие его фанатики босиком, юноша сообразил снять туфли и сунул их в карман.

Цементный пол сразу остудил ноги. Луций оглянулся. Путь назад уже был закрыт прибывающими по двое, трое людей. Он пробрался к стене, чтобы укрыться за одной из колонн. Пока на юношу никто не обращал внимания. Холодное черное изображение у него в руке вдруг потеплело и, казалось, вздрогнуло. Посереди залы Луций увидел статую с ангельским ликом. Точно такую, которая была у него в руке, только во много тысяч раз больше. Все взгляды были устремлены на статую. Ее взгляд притягивал собравшихся, гипнотизировал и заставлял беспрекословно повиноваться.