Четвёртая сторона треугольника

Таблоид, первым напечатавший новость, озаглавил ее «FREE LU».[50] Это было не указание, как могли подумать некоторые англоговорящие иностранцы, а объявление о том, что присяжные уже фактически сделали.

Мать Дейна была оправдана, как ранее был оправдан ее муж.

— Ваш вердикт обоснован доказательствами, — обратился к присяжным судья Гершкович. — Обвинение в убийстве Шейлы Грей предъявлялось уже дважды, и в каждом случае жюри, выслушав показания, выносило оправдательный вердикт. Следовательно, убийца все еще на свободе. Мы не желаем, чтобы невиновный был осужден, но в то же время не хотим, чтобы виновный остался безнаказанным.

Последние слова были восприняты полицией, окружной прокуратурой и прессой как указание действовать побыстрее и больше не допускать ошибок.

Маккеллы были слишком обрадованы, чтобы обращать внимание на нюансы.

— Какой чудесный рождественский подарок! — воскликнул Эштон. — 25 декабря мы будем вместе и свободны от кошмара, до сих пор нависавшего над нами. Как я могу выразить вам свою благодарность, мистер Бартон?

Адвокат покачал головой:

— Благодарите не меня, а Лэттимура и его необналиченный чек на пятьсот долларов. Мне оставалось только воспользоваться этим. С такими доказательствами любой молокосос, только что вышедший из юридического колледжа, добился бы оправдания.

Единственным из присутствующих, не предававшимся оживленной болтовне, была сама Лютеция. Когда Дейн спросил ее, почему она так задумчива, его мать ответила:

— Это всегда будет на моей совести.

— Что, мама?

— Замена холостых патронов боевыми. Если бы я этого не сделала, она была бы жива…

— Прекрати сейчас же, мама!

Им понадобилось немало времени, чтобы ободрить ее. У Дейна создалось впечатление, что Лютеция была бы согласна вновь предстать перед судом.

— Слава богу, существует закон о двойной подсудности! — сказал он отцу.

Генри Колдер Бартон не покинул зал суда вместе с ними. Он подошел поговорить с окружным прокурором, который беседовал с инспектором Квином.

— Как сказал бы его честь, мазл тов,[51] — угрюмо произнес де Анджелус.

— С чем вы его поздравляете? — фыркнул старик Квин. — С таким делом справился бы и младенец!

Бартон усмехнулся:

— Не могу не согласиться с вами, инспектор… Мистер окружной прокурор, я понимаю, что сейчас не лучшее время спрашивать, не согласитесь ли вы удовлетвориться признанием моего клиента, этого парня Гогарти, в непредумышленном убийстве. Но это бы сэкономило время и деньги. Что скажете?

— Разумеется, нет, — буркнул де Анджелус. — Неужели вы не понимаете, что в деле об убийстве Грей молния ударила меня дважды, и Дик Квин стоял под тем же деревом?

— Почему нужно вымещать это на Гогарти?

— Поговорим об этом завтра. Сегодня я отказал бы и родной матери.

— Тебе не следует ворчать, Тедди, если двое невинных людей оправданы.

— Послушай, Генри, я несчастлив, инспектор Квин несчастлив, все несчастливы, кроме тебя и Маккеллов. Так что оставим это до Рождества, ладно?

* * *

Эллери тоже был несчастлив — грядущее Рождество еще никогда не казалось ему менее веселым. Прежде всего, ему предстояло провести его в больнице, а полуобещание лечащего врача, что перед Новым годом он сможет вернуться домой и кое-как хромать, выглядело столь же малоубедительным, как большинство полуобещаний.

Поскольку теперь Эллери мог ездить в коляске по коридорам, он помогал ослепительной блондинке украшать рождественскую елку на их этаже и почти наслаждался последовавшей шведской вечеринкой. Но настоящее удовольствие доставляла ему только радость семьи Маккелл.

Его удрученность имела и более вескую основу — разочарование в себе. Детектив в кресле! Все удовлетворение от своей роли в деле Эштона Маккелла было стерто несущественной ролью в деле Лютеции. Ведь он практически ничего не сделал, чтобы помочь ей. Письмо от компании «Принцесса», ставшее причиной оправдания, просто объявилось однажды утром, благодаря любезности мистера Лэттимура. Его смысл был бы очевиден даже новичку полицейскому.

Но убийца Шейлы Грей, как отметил судья Гершкович, был все еще на свободе, и великий человек не располагал ни одним ключом, который можно было бы назвать многообещающим.

«Ну, — со вздохом подумал Эллери, — по крайней мере, неприятностям Маккеллов пришел конец».

* * *

Неприятностям Маккеллов пришел конец только на один уик-энд. Отец, мать и сын провели вместе приятное, если не радостное Рождество. В сочельник они посетили службу в недостроенном соборе, смешавшись с толпой прихожан, а утром отправились в церковь в бедном районе, чья паства почти целиком состояла из иммигрантов, не читавших газеты с фотографиями Маккеллов. Остаток Рождества они спокойно провели дома, обмениваясь подарками, слушая стереозапись Missa Solemnis,[52] читая газеты.